Как ни странно, если в выходные об этом думалось относительно спокойно, как само собой разумеющееся (ты же взрослая умная девочка, правда, Танни?), то сейчас меня снова начинало потряхивать. При одной мысли о встрече с Гроу, о том, что он шагнет ко мне и посмотрит в глаза, в груди разгорался костер. Какой там костер, огненный вихрь, ураган, перехватывающий дыхание и уносящий с собой остатки всех «но» и «если», куда там Ильеррской с Даармархским с их драконячьими играми.
Я хотела этой встречи и одновременно не хотела.
Потому что до ужаса боялась сказать: «Спасибо, что научил меня плавать».
Потому что понимала, что за этой фразой пути назад уже не будет и, возможно, он мне и не нужен.
Путь.
А что нужно?
Или, точнее, кто?
Ой, Танни, не о том ты думаешь перед съемками. Совсем не о том.
Из гримерной я вышла слегка во взвинченном состоянии, стараясь мысленно не сворачивать из Огненных земель в Аронгару. Хотя бы потому, что прекрасно помнила, чем это заканчивается.
Убийством дублей.
Когда оказалась на съемочной площадке, Гроу уже был там. Привычно раздавал указания, старший ассистент по декорациям носился, как тяпнутый виаром за ляжку, а я на миг замерла. Просто потому, что до мгновения, когда он обернется, остались считаные шаги, а я так и не определилась с тем, что хочу сделать. Или сказать.
Оператор посмотрел в мою сторону.
Время остановилось, ну или потекло очень медленно.
Гроу все-таки обернулся. Я не успела понять, почему его взгляд проходит по касательной, минуя меня, поэтому тоже обернулась. Чтобы увидеть Даармархского, читай Рихта, с букетом цветов.
Букет солнечно-огненных аррензий, в Аронгаре они символизируют страсть и все к ней прилагающееся.
Это еще что за…
— Танни, — произнес Рихт, глядя мне в глаза, — я вел себя как последний засранец. Скажи, ты сможешь меня простить?
Кто-то из ассистенток (кажется, со стороны Гроу) судорожно вздохнул. Я же вцепилась в Рихта, прямо в его руку повыше локтя и с милой улыбкой обернулась на остальных.
— Мы на минуточку.
Режиссерский прищур впаялся в меня раскаленной печатью, но я уже поволокла Паршеррда в сторону гримерных. Точнее, он шел сам, и со стороны, наверное, это вообще смотрелось, как мы мило удаляемся под ручку, но ничего милого в этом не было. Больше всего на свете мне сейчас хотелось треснуть его букетом по голове, и пусть это не совсем обычная реакция на аррензии, мне было плевать. Я не была так зла на него с того момента, как он заявил мне «привет, Танни» — и оставил целоваться с дверью павильона.
— Ты что творишь?! — выдохнула ему в лицо, стоило нам свернуть к гримерным, к уютному диванчику и кулеру с водой, рядом с которыми в свое время произошел наш эпичный разговор с Мелорой.
— Я не откажусь от тебя, Танни.
— Рихт, твою… драконью сущность! Мы же все выяснили!
— Не все. — Он швырнул букет в сторону, и тот хрустнул слоями обертки. — Тебе ничего не светит рядом с Гроу, ничего хорошего, Танни, и я не собираюсь тебя ему отдавать.
От такого заявления я очешуела окончательно.
— А может, я сама буду решать, что мне светит и с кем?
— Решать ты, конечно, можешь что угодно. — Глаза его сверкнули темным огнем, ну чисто Даармархский, особенно сейчас, в гриме. — И на твои решения я не претендую, но я не собираюсь смотреть на то, как он делает тебе больно.
— А, то есть тебе можно делать мне больно, а ему нет?
Рихт плотно сжал губы.
— Ты мне это до конца жизни будешь вспоминать?
— До конца жизни — это слишком долго, Рихт. — Я зацепилась взглядом за лежащий на полу букет, и мне почему-то стало дико его жаль.
Наклонившись, подхватила цветы, которые вообще были ни при чем. Огненные лепестки аррензий раскрылись и благоухали так, что у меня закружилась голова. Некстати вспомнилось, как Рэйнар завалил нашу квартиру аррензиями (чешуя его знает, сколько их там было), и они стояли повсюду. Мне пришлось вытащить все вазы, тазики, ведра и прочую утварь, имеющуюся в наличии, чтобы поставить их в воду. Море цветов — это про тот случай, несмотря на позднюю осень, я открыла все окна, чтобы было чем дышать, но Марр все равно чихал. А мне никто не дарил цветов. Точнее, не дарил до этой минуты.
— Танни. — Рихт шагнул ближе. — Я понимаю, как я накосячил, и я… ну не могу я отмотать время назад и все исправить. Я просто хочу быть с тобой, понимаешь? И если тебе нужно время, чтобы это понять, я буду ждать, сколько потребуется…
— Ждун отсохнет. — Рычащий голос Гроу ворвался в его слова раньше, чем Рихт успел закончить.
— По-моему, тебя это не касается, Джерман, — прорычал Рихт в тон ему.
— А по-моему, касается. Ты сейчас говоришь с моей девчонкой.
Прилетели.
— Это правда, Танни? — Рихт внимательно на меня посмотрел.
Испытывая смутное желание треснуть цветами сначала одного, потом другого и до кучи себя, я покачала головой.
— Нет.
— Нет? — Гроу недобро прищурился.
— Не помню, чтобы ты меня о чем-то спрашивал!
Цветы вырвали из моих рук и повторно швырнули на пол. Там снова что-то хрустнуло, а Гроу шагнул к Рихту.
— Я, наверное, неясно выразился в Ортахарне, Паршеррд. Держись от нее подальше.
— В моем контракте ничего такого нет, Джерман.
— В ее есть. — Режиссер жестко улыбнулся. — Сунешься к ней еще раз с широко показательным жестом — Ладэ получит штраф. Что там на этот счет прописано в лархаррском кодексе мужской чести?
У Рихта снова сверкнули глаза, было видно, что он с трудом
