Долбушин покачал головой, повернулся и направился к двери.
– Подарите мне всего минуту вашего бесценного времени, добрый господин! Перед тем как Тот-Кто-Знает-Все попросил его заморозить, он надиктовал Ершу письмо для вас! – крикнул ему вслед Триш.
Долбушин вернулся. Триш отлепил от пробковой доски приколотый кнопкой конверт. Внутри был единственный листочек, исписанный острым, точно из иголок состоящим почерком. Долбушин дважды внимательно прочитал письмо и, нахмурившись, сунул его в карман.
– Чего там? Неприятности какие-то? – спросил Триш.
– А вы не читали? – не поверил Долбушин.
– Не-а. Если там про гибель человечества, то это страшно. Чего лишний раз себя огорчать? – Триш кивнул на согласно закивавшую куклу. – А если про что-то другое, то нам неинтересно!
– И Ерш ничего не говорил? Он же писал!
Кукла захихикала:
– Ерш может помнить только про носки. Даже при том, что многие народы их вообще не носят, носков в мире больше двадцати миллиардов. И многие не получают внимания, штопки и заботы. Где тут о другом помнить!
В лифте Лиана тихо спросила у Долбушина:
– Ну что там в письме?
Не доставая конверта, тот потрогал нагрудный карман:
– Тот-Кто-Знает-Все предугадывал, что у шныров может появиться новая закладка. Эльбам в хранилищах станет жарко, и, объединившись, они попытаются пробить ход в болото. Мы сами виноваты. Вначале раздаривали наш мир по кусочкам, в обмен на псиос, а теперь решили отдать весь остаток разом. Чего мелочиться!
Лиана выслушала его спокойно, лишь немного побледнела.
– А делать-то что будем, Альберт Федорович? – спросила она.
Долбушин усмехнулся. Лиану редко волновали абстрактные вопросы. В этом отношении она была женщиной устойчиво пещерной. Когда на тебя нападает саблезубый тигр – поздно разглагольствовать, за что тебе это ниспослано. Надо или шевелить ножками, или помирать. Лиана потому и преуспевала, что всегда шевелила ножками.
Долбушин достал из кармана письмо и протянул его Лиане. Та быстро пробежала его глазами:
– Ага, вот! Он пишет: «Что делать, я не знаю, но если мир каким-то чудом уцелеет, приходите на Новый год и принесите мне в подарок пену для ванны и бумажный кораблик». Оптимистично, не правда ли?
Глава десятая
Глоток солнца
Каждый человек стремится к дополнительному статусу для самоидентификации. Один говорит себе: я специалист по продажам, но на самом деле я бегун-марафонец. Другой: я продаю недвижимость, но в душе я повар. Самое забавное случается, когда встречаются профессиональный строитель дачных домиков, мнящий себя художником, и профессиональный художник, считающий себя великим строителем дачных домиков. Оба друг другу завидуют, дико друг друга раздражают, и им совершенно не о чем говорить.
РинаРина вернулась в ШНыр в замешательстве. Надо ли рассказывать Кавалерии о встрече с Долбушиным и о его предупреждении, что ШНыру грозит опасность? Все еще сомневаясь и не зная, что именно она скажет и что скроет, Рина отправилась к Кавалерии.
Кавалерия сидела в кабинете с Афанасием и листала тетрадь с отчетами. Тетрадь была растрепанная, с кучей отдельно вклеенных квитанций. Афанасий носился по кабинету, жестикулировал, что-то объяснял и ощутимо нервничал. Вид у него был такой, словно он набирался храбрости сказать: «Я вообще-то отчетность вести не напрашивался! А если все-таки веду, то нечего в мои тетрадочки лезть!»
– А тут что? – Кавалерия пальцем отметила место в тетради, чтобы не потерять строку.
– В земельный отдел вызывали. Вот, говорят, несостыковка! Вашему детскому саду на условиях аренды принадлежат тридцать соток, а у нас куда-то исчезли десять гектаров. Кадастровые инженеры ходят-ходят, а найти их не могут. Вроде по генеральному плану должны эти гектары где-то тут быть – а их нету. Не могли бы вы разъяснить этот факт? А я им говорю: «Если уж специалисты не нашли – мы-то что можем? Мы простой детский садик!»
Кавалерия перевернула лист:
– Ясно. А здесь что? Почему «Ремонт седел» пять раз зачеркнут и рядом фигушка нарисована? Что это за тайные знаки внутренней отчетности?
– Кузепыч жадничает за починку платить! Говорит: ему обещали десять списанных из полка конной полиции, – наябедничал Афанасий.
– Отличная новость.
– Это да – но вы когда-нибудь полицейских коней видели? Слоны, а не кони! Да и седла не полетные! Они же пегам основания крыльев натрут!
Слушая Афанасия, Кавалерия легонько постукивала по столу очками:
– Кузепычу это, думаешь, неизвестно?
– Да известно, конечно. Да только завел свою песенку: денег нет, и все дела! Но летать-то надо! Надо или не надо?! – кипел Афанасий.
– А ты Кузепычу сказал, что летать надо? – улыбнулась Кавалерия.
– Сказал! И Меркурий ему говорил сто раз. А он говорит: «Давайте деньги – будут вам седла. Нет денег – радуйтесь тому, что дают».
– И правильно! – Кавалерия одобрительно хмыкнула. Афанасий был недоволен, что ему не удалось настроить ее против Кузепыча.
– Он же жук! – воскликнул Афанасий жалобно. – Я точно знаю, что жук! И денежки у него наверняка какие-то отложены!
– Возможно, – легко согласилась Кавалерия. – Но он жук наш, шныровский. И жучит для ШНыра. Поэтому придется его потерпеть. Но если ты очень рвешься, мы сделаем тебя завхозом вместо Кузепыча.
Афанасий, не на шутку напуганный, подпрыгнул и заслонился руками:
– Ни за что! Я знаю, что это такое! За мной будет ходить целая толпа! Отзывать меня в уголок, откручивать мне пуговицы, выщипывать шерсть со свитера и требовать, просить, умолять, проклинать! И даже если я кому-то что-то дам, он все равно будет врать, что я не дал или дал мало! Ни за что!
Кавалерия улыбнулась:
– Это называется «саморегуляция системы». Каждое место само находит себе подходящего человека. Если бы Иван Грозный мог устрашить своих бояр тем, что прыгал бы через скакалочку, он скакал бы через нее от рассвета до заката. Это бы само собой происходило помимо его воли. Не знаю, как объяснить, но чувствую, что не ошибаюсь. Он и хотел бы даже сделать что-нибудь другое – но все равно хватал бы скакалку и начинал скакать как безумный. А бояре бы тряслись и молили: «Казни, государь, только не прыгай!» Поэтому ты уж занимайся отчетами, а Кузепыч пусть жучит дальше.
Афанасий сунул под мышку тетрадь и с явным облегчением выскользнул из кабинета. Рине показалось, что он рад удрать, потому что в отчетах, конечно, полный завал. Сама она переминалась у дверей, находя в себе все меньше храбрости, чтобы начать говорить. Однако Кавалерия начала разговор сама.
– Сашку давно видела? – спросила она.
– Давно. Он сам не хочет. Хочет выглядеть сильным.
Косичка Кавалерии удовлетворенно дернулась:
– С мужчинами вечно так! Когда им плохо, они забиваются в пещеру и сидят там. Между нами: очень удобная позиция. Стань несчастным – и можешь не решать вообще никаких проблем. Какие тут угрызения, раз все пропало?
– Сашка не такой! – упрямо возразила Рина. Короткая косичка опять дернулась.
– Будем надеяться, что нет. Ну и какие новости ты принесла?
– Я видела Альберта Долбушина. Он сказал, что сегодня 21 июня 1941 года, – выпалила Рина.
Кавалерия потянулась.
– В самом деле? – сказала она, не выражая удивления, что Альберт Долбушин, всесильный глава форта, нашел время для встречи с
