Так и появились в Сашкиной жизни эти самые «нежданчики». А чтобы Сашке не было скучно, Ул дал ему на усиление Рузю.
– Может, я лучше сам? – засомневался Сашка.
– Думаешь, от Рузи пользы нет? Что б ты понимал в жареных хомячках! Рузя – это наш социальный герой! – крикнула из кухни Яра, поскольку дело происходило в их квартирке.
Насколько бестолков Рузя был в любом спорте, настолько же хорошо ему удавалось обо всем договариваться. Кавалерия даже подумывала иногда, не сменить ли Афанасия и не передоверить ли Рузе дела ШНыра. Но ее останавливала мысль, что Рузя будет выносить ей мозг. Если Афанасий, недосчитавшись нолика, просто приписывал его, после чего как истинный гуманитарий потирал ручки и радовался, что все сошлось, то Рузя ради семи недостающих копеек стал бы переделывать годовую ведомость, а к этому и сама Кавалерия была не готова и утешала себя тем, что Рузя еще слишком маленький, чтобы все на него взваливать. Хотя Рузя по закону мог бы даже жениться – если бы Наста, конечно, уважала законы.
И вот Сашка стал бродить с Рузей по Москве и оставлять «нежданчики». Рузя носил с собой в рюкзаке дракончика и каждые десять минут искал, чем бы его подкормить. Дракончик сверкал на солнце. Полоски чешуек, прежде разрозненные, сливались, постепенно образуя цельную кольчугу. Кожистый гребень на нижней челюсти отвисал, придавая Гастрафету задиристый вид.
– Разве не Наста его хранитель? – спросил Сашка.
Рузя задумался, как задумывался теперь всегда, когда слышал о Насте. Отдав Белдо перчатку с зашитым пальцем, он лишился чего-то сокровенного. Но место этого сокровенного осталось, ничем иным не заполненное. И часто Рузе казалось, будто он шарит по столу в поисках хорошо знакомой вещи, но вещи этой на месте нет и рука, не веря в это, все загребает и загребает пустоту.
– Хранитель – Наста! А я кормитель! – отозвался Рузя. – Хранить его надо изредка, а кормить всегда! Осторожно, не встряхивай его, а то дохнет раскаленным паром!
Пищу для дракончика Рузя добывал в столовой через недоубитого Гошу. Гоша, знавший, где Суповна хранит ключ от кладовки, не скупился. Порой он сам по полчаса – по часу сидел вместе с Рузей и наблюдал, как тот возится с дракончиком.
– А ты терпеливый. Не бьешь его! Даже не злишься, хотя он тебе вон все пальцы обжег! – сказал он как-то, созерцая многочисленные пластыри и волдыри на руках у Рузи.
– А зачем бить? – удивился Рузя.
– Да бить-то незачем, все равно не работает. Но в основном бьют от бессилия. В детстве – ну не в таком уж детстве, в отрочестве скорее – у нас была собака. Невероятно глупая средней величины дворняга, вполне себе добродушная, но с одной вредной привычкой. На прогулке она проходила мимо людей, а потом кидалась им вслед, громко лаяла и щелкала зубами. Поводок не спасал. Порой два-три дня она вела себя нормально, а потом ты терял бдительность – и… ап! «А! Помогите! Уберите собаку!» – Гоша передразнил очень похоже, засмеялся и продолжил: – Если человек был спокойный и никак не реагировал или, допустим, присаживался на корточки и протягивал к ней руку, то собака сразу замолкала и смущенно убегала. А вот если ее начинали бояться, или визжать, или подпрыгивать от ужаса – тут беда. Пару раз случалось, что она порвала женщинам колготки, а одну укусила за ногу. Неглубоко, но крика было много. Вопли «Следите за своей собакой!» я слышал по два раза в неделю, и всякие другие правильные слова, которые люди любят говорить в таких случаях. И я бил эту собаку. Бил от бессилия. Хворостиной, поводком. Собака поджимала уши, убегала, сидела в кустах, рычала на меня, но ничего от этого не менялось. Она все так же лаяла на людей и кусала их за пятки. И я помню это ощущение бессилия, когда на тебя смотрит глупая, вывалившая язык собака, ты перед всеми кругом виноват и прекрасно понимаешь, что завтра или послезавтра все повторится вновь. – Недоубитый Гоша поморщился.
– Надо было к дрессировщику! – предложил Рузя. – Есть отличные методики… Помощник дрессировщика обкручивает свою ногу электрическими проводами, и когда собака кидается, дрессировщик вертит ручку динамомашины!
Гоша озабоченно ощупал Рузе лоб.
– Блестяще! – похвалил он. – Бей током помощника, чтобы собака боялась!
– Да ты ничего не понял!
– Я-то как раз понял. Не представляешь сколько такого бреда я выслушал! Надают советов – а сами даже пальцем не шевельнут! Хорошо хоть ты еще не сказал «Мы ответственны за тех, кого приручили!». Эту фразу всегда произносила моя сестра, которая не погуляла с собакой вообще ни одного раза, хотя сама ее завела! Она же не была за нее ответственна, поскольку приручил-то ее якобы я!
– Это как? – не понял Рузя.
– Да так. Заводишь собаку, играешься с ней с месяц, она тебе надоедает, и ты придираешься к тому, что брат, например, бросил ей сосиску со стола. Тут ты говоришь, что все потеряно, и радостно умываешь руки… Потом вообще забываешь, что собаку завел ты, и начинаешь цитировать из «Маленького принца». Как же меня раздражает этот Экзюпери! Весь такой правильный! Спорю на десять банок тушенки, что у него не было даже кошки…
Рузя торопливо соображал, поглаживая дракончика по шее:
– Ну тогда что остается? Раз собака ничего не понимает? Цепь? Подвал? Усыплять?
Гоша сморщился еще сильнее.
– Блеск! – воскликнул он. – Каким бы хорошим и добреньким человек ни был, рано или поздно все советы заканчиваются именно этим!
И Рузя вдруг – прозрением каким-то – понял, почему за Гошей прилетела золотая пчела. Гоша соглашался впрягаться в чужую телегу и тянул. Пусть с нытьем, пусть с попреками, пусть почти с ненавистью, но тянул. И посуду мыл. И на кухне возился. И Суповне помогал. Хоть и сачковал, хоть и смыкал бедную Надю, но все же тянул изо дня в день.
Сашка и Рузя обходили Москву, засевая ее «нежданчиками», и Сашка начинал постепенно понимать, почему Ул назвал Рузю «социальным героем». Там, где Сашка создавал конфликты, Рузя улаживал все монотонным бормотанием. Он был способен забормотать любого охранника на проходной офисного центра. Какой смысл перемахивать через забор и перемещаться перебежками, стараясь не попасть под камеры, когда тот же «нежданчик» пронесет им сам охранник, да еще и дверь подержит? А как Рузя говорил по телефону! Не заискивал, не грубил, позиций не сдавал. Был так зануден и одновременно вежлив, что всегда добивался своего.
Как-то Афанасий послал их в Рузу оформлять документы.
– Разве это не глас судьбы, чтобы Рузя поехал в Рузу! – воскликнул он.
День оказался неудачным. Все сдавали отчеты, и очереди были огромные. Сашка впервые понял, что люди – существа стадные и что в состоянии стресса стадность моментально начинает проявляться.
Толпа вела себя как живое существо, наделенное отдельным сознанием. Вначале был хаос – просто люди,