– Я тоже вылетел! – сказал Сашка.
Денис с недоверием уставился на него:
– Правда? Хм. Ты с чем-то слился?
– Я ударил новую закладку саперкой.
Денис рассмеялся:
– Прекрасно! Это будет продолжаться вечно! Я вдвойне рад, что рогрик уничтожит ШНыр!
Денис забрал со стола банку с рыбкой и исчез. Застывшие чиновницы начали слабо шевелиться. Сашка вышел в коридор. К нему устремился Рузя:
– Ну что? Подписали? Ты там долго сидел!
Сашка замотал головой:
– Неудобно было бумажки давать, там тетушки только что очнулись!.
– Вот осел! Так это ж даже лучше! – воскликнул Рузя, выдирая у Сашки бумаги и резво вкатываясь в кабинет. Не прошло и минуты, как он появился снова.
– Все печати на месте! Я гений! – радостно похвалился он.
* * *Когда Рузя и Сашка вышли на улицу, то увидели огромный батон хлеба, который, гоняясь за голубями, пожирал их. Рузя оцепенел, а Сашка сказал:
– Фиа! Перестань! Что за больные фантазии?!
Батон выплюнул голубей, которые внутри его оказались живыми. Из-за дерева вышагнула Фиа:
– Как ты узнал, что это я?
– Да так, – сказал Сашка. – Интуиция!
Фиа смущенно коснулась его рукава:
– Я хочу попросить прощения. Я сильно подставила тебя с этой первошныровской защитой. Меня тоже подставили и сильно запугали, но это не оправдание.
Сашка махнул рукой. Глупо злиться на то, чего нельзя изменить. Вместе они дошли до электрички. В электричку Фиа садиться не стала. Осталась на платформе. Уезжая, Сашка видел через стекло ее короткие волосы – наполовину оранжевые, наполовину зеленые.
Рузя вздохнул, прижимая к животу рюкзак с шевелящимся дракончиком.
– Хорошая девушка! Печальная! – сказал он.
– Печальная? – переспросил Сашка, которому Фиа, напротив, показалась сегодня довольно веселой.
– Ну да. Я думаю, она в кого-то влюблена и очень несчастна! А что иногда смеется… Ну так что ж? Не рыдать же ей все время! – прозорливо заметил Рузя.
Сашка покосился на него и ничего не сказал. Рузя почесал живот, потом почесал дракончика через рюкзак, потом опять живот, чтобы никому не было обидно, и поехал в ШНыр хвастаться Афанасию и Кавалерии, что у них все получилось с документами.
Сашке же в ШНыр было нельзя. Простившись с Рузей на станции, он добрел до развилки полевых дорог. Одна дорога шла к Копытово и через него дальше, к ШНыру. Другая забирала правее и, огибая Копытово, уводила к тем поселкам, что постепенно становились новыми подмосковными городами.
По другой дороге можно было пройти и к изрезанному оврагами лесу – островку некогда дремучих, на древних морских песках стоящих рузских лесов, где в буреломе жили Гавр и его подруга. У Сашки не было четких планов на будущее. Просто находиться рядом со ШНыром, следить за гиелами, защищать, насколько сможет, ШНыр от опасностей. Если будет холодно – раздобыть для сараюшки железную печку.
Пока же он просто стоял, смотрел на обе эти дороги и думал, что вот как бывает. Вроде рядом идут дороги, а потом расходятся совсем. А поначалу кажется, что и разницы никакой нет, по какой дороге идти.
Глава шестнадцатая
Что бывает, когда снятся суповны
Человек познает мир на основе обобщающих схем, базирующихся на личном или на чужом опыте. Например, «все собаки кусаются», «все толстые люди – обжоры» и т. д. Чем глупее человек, тем проще и однозначнее его схемы.
Из-за этих схем мы ждем от одного, что он будет обманывать, от другой – что она будет болтать, а потом со всеми поссорится, и втайне радуемся, когда фиксируем именно это поведение, приписывая все своей наблюдательности. Когда же наши ожидания не оправдываются и якобы подлец поступает намного благороднее нас, мы на секунду озадачиваемся, а потом моментально записываем это в исключения.
Йозеф Эметс, венгерский философРина никак не могла заснуть. Ей мешала Лара. Она бродила по комнате и все «звонькала» каким-то пашикам, сережикам, андрюшечкам. Все ее друзья была уже «обзвоньканы», некоторые даже по третьему кругу, а Лара все никак не успокаивалась. Рина уже в нее и подушку бросала, надеясь, что поможет, но не помогло. Лара подушку забрала себе как боевой трофей, а «звонькать» не перестала.
И вот Рина лежала и слушала Ларино «звоньканье». Ее удивляло, что Лара, с одной стороны, как будто никому не врет, а с другой – никому не говорит правду. Правда у нее какая-то ускользающая, причем даже и ложью ее нельзя назвать, потому что ускользает она и от самой Лары. Примерно такая же правда бывала у Оксы, когда она объясняла Вовчику, когда вернется.
«Ты выехала?» – «Да, да, да, давно выехала!» – «А вода почему в кране шумит?» – «Я голову мою, но я уже совсем на пороге!»
Так и Лара, еще находясь дома, могла сказать маме: «Я схожу в магазин!» Но из магазина ехала на выставку, с выставки – к подруге, от подруги – в кафе. Домой возвращалась так поздно, что метро по прямой еще ходило, но пересадки уже не работали. Однако и во лжи ее упрекнуть было сложно, потому что ведь и в магазин она заходила.
От прочих и такой честности нельзя было ожидать. Влад Ганич никогда не признался бы, что идет в магазин, допустим, за сметаной. Стал бы на пустом месте создавать тайны, важно говорить: «О! о! о! Не могу сказать, куда я! Это страшный секрет!» Потом обязательно принялся бы выяснять зачем тебе нужна эта информация, а в финале на всякий случай ввел бы в заблуждение.
В третьем часу ночи Лара в последний раз позвонила какому-то Колюсику и спросила у него, что он делает. Оказалось, что Колюсик спит. Лара сильно задумалась, посмотрела на часы и тоже легла спать. И ровно через минуту уже спала. Психика у нее была простая, как электрический выключатель. Замкнул цепь – Лара забегала, разомкнул – Лара мгновенно уснула.
Рина же лежала и, глядя в синеющий потолок, думала о Сашке, о Мамасе, о Долбушине, о сотнях разных, перетекающих одна в другую вещей. И все это клубилось, путалось. Рина уже засыпала, когда из стены рядом с ее кроватью выступила вдруг Суповна. Русалка на ее нерпи слабо мерцала. В руках у Суповны была желтая свеча, широкая, вся в подтеках воска. Слабый огонек свечи проваливался куда-то внутрь, оставляя стенки свечи нетронутыми, и потому во все стороны отбрасывались причудливые тени.
Рина, не удивляясь, лежала и смотрела на Суповну, считая ее частью сна. Суповна была в белой куртке со светящимися полосками на рукавах – слишком молодежной для нее, которую настоящая, не снящаяся Суповна, едва ли надела бы.
«Приснится же такое… Интересно, к чему бы это?» – думала Рина.
Снящаяся Суповна между тем подошла к Алисе и, растолкав ее, что-то негромко ей шепнула. Алиса быстро оделась и выскользнула из комнаты. Рину поразило, что она не стала устраивать обычных своих демонстраций.
Суповна оглянулась на Рину,
