Временами лучик света, пробивавшийся в Горшеню снаружи, исчезал. Происходило это на краткие мгновения, причем даже тогда, когда Горшеня шел не по лесу, а по открытому месту. Словно кто-то снаружи бесшумно подкрадывался и пытался заглянуть.
– Денис, наверное! И этому неймется! – с досадой прошептал Ул.
– Денис здесь? – быстро переспросила Яра. – Точно здесь?
– Угу. И как ему не надоест! Для него же это все месяцами тянется! – ответил Ул.
Яра заспешила. Живот дал ей краткую передышку.
– У тебя есть ручка и бумага?
– Зачем тебе? – Ул похлопал себя по карманам. – Ручки нет… карандаш есть… и блокнот…
Яра выхватила у него карандаш. Она писала на коленях, скорчившись на крыше улья. Света пробивалось так мало, что она видела только очертания блокнота. Хорошо, что карандаш, если не сломан, пишет всегда и во всех положениях.
«Денис, это я, Яра!
Я сказала бы тебе это вслух, но для тебя моя речь заняла бы недели, поэтому попытаюсь написать. Надеюсь, я смогу просунуть эту бумажку в дыру в котле и ты ее заметишь.
Я пытаюсь поставить себя на твое место. Тобой владеет отчаяние. Кажется, что ничего изменить уже нельзя, что, взяв тогда закладку, ты всего лишился, а это несправедливо. Тебе вроде бы дали право выбора: оставить закладку себе или не оставлять, а потом наказали тебя за ошибку всем дальнейшим. Теперь тебе кажется, что мир с самого рождения был несправедлив и навалил на тебя куда больше испытаний, чем ты заслуживал.
Мне трудно тебя разубедить. Я и не пытаюсь. Я действительно виновата, что не сумела помешать тебе слиться с закладкой. Было бы в сто раз лучше, если бы твоим первым проводником стали Ул или Родион. Я много раз проигрывала в памяти те минуты. Думаю, варианты отнять ее у тебя все же существовали. Много разных вариантов, и я ими не воспользовалась!
ПРОСТИ МЕНЯ, ЕСЛИ СМОЖЕШЬ!
Кажется, я пишу строчки одна на другой. Переверну страницу. Тут очень темно.
Тебе кажется, что, сорвавшись тогда, ты все потерял и ничего изменить нельзя. А раз так, то плевать, пусть всем будет плохо. Какая теперь разница, раз все потеряно!
ЭТО НЕ ТАК! Никогда не поздно ничего изменить в лучшую сторону! Даже в последний момент!
Первошныры верили, что хорошие люди – не только шныры, а вообще все – попадают за Вторую гряду. Для этого нужно просто отдать себя двушке всем сердцем, и все! Все зависит лишь от того, куда обращено наше лицо: к Гряде или к болоту.
Можно всю жизнь идти на двушку – и в последний момент сорваться в болото. А можно из болота в последнюю секунду вскинуть голову – и увидеть двушку. Надеюсь, что мы встретимся с тобой на двушке. Ты счастливее нас в том смысле, что у тебя ЕСТЬ ВРЕМЯ. Особенно в рамках сегодняшнего, самого важного для всех дня.
Яра».
Закончив писать, Яра вырвала из блокнота листы, свернула их трубочкой и просунула в щель в котле. Горшеня продолжал топать через чащу, а листы пока оставались на месте. Яра смотрела на них и с каждым мгновением утрачивала надежду. Ведь для Дениса каждая ее минута – это многие и многие дни. Неужели не заметил? Или Ул ошибся, что он сюда приходит?
– Давай еще подождем! – предложил Ул.
Яра подождала еще некоторое время. К бумажкам так никто и не прикоснулся, но вдруг Яра заметила, что трубочка торчит как-то по-другому. Решив поправить ее, Яра вытащила свои листы, стала снова их сворачивать – и внезапно увидела крупные черные буквы, такие толстые, что они могли быть сделаны только жирным маркером. Буквы эти шли поверх ее письма и легко читались даже в полутьме.
«НЕ НАДОЕЛО БРЕДИТЬ?» – прочитала Яра.
Видимо, оттого, что она возлагала на письмо такую надежду, она горестно вскрикнула. В тот же миг живот опять обрел самостоятельную жизнь, точно яйцо, из которого спешил проклюнуться птенец. По новому какому-то ощущению, по отдавшейся в спине боли Яра поняла, что отсрочек больше не будет. Ребенок появится на свет в самое ближайшее время.
Горшеня продолжал идти. Кажется, он спускался по пологому косогору. Котел сместился, улей с пчелами съехал назад.
Ул запоздало вспомнил, что у него есть нерпь, и связался со ШНыром. Улу ответила Кавалерия. Ее голос был очень уставшим. Нервный рассказ Ула о том, что они с Ярой в животе у Горшени и у Яры начались роды, она выслушала участливо, но как-то отрешенно, словно часть ее души решала теперь иную, более важную задачу.
– Вы меня понимаете? – спросил Ул, прижимая к себе напуганную, почти ничего не соображающую от страха Яру.
– Прекрасно! – заверила его Кавалерия.
– Горшеня, чудо былиин, идет показывать рогрику слабую точку! Пробить наш мир, продырявить его как решето!
– Пять баллов за сравнение, – похвалила Кавалерия. – Решето и так с дырками, одна лишняя не помешает. – Теперь давай по сути. Где вы находитесь?
– Точное место указать не могу. Думаю, где-то в районе станции, может в районе игольного завода. Что нам делать?
Яра вскрикнула. Ее крик – хриплый, с перерывами на дыхание – многое подсказал Кавалерии.
– Вот и дело. Ты роды принимать умеешь? – спросила она внезапно.
– НЕТ! – испугался Ул.
– Успокойся! Умеешь! У лошадей же принимал?
– Так то лошади!
– Соберись, не давай ей паниковать, иначе вы придушите ребенка, – жестко сказала Кавалерия. – Если чего-то не будешь знать, свяжись по кентавру с Суповной: она подскажет.
– Здесь темно! Я почти ничего не вижу!
– Держи! – Мелькнула серебряная рука, и рядом с Улом в воздухе повис туристический фонарик-налобник, который Ул поспешил схватить. – К сожалению, вытащить Яру я не смогу! Другие какие-то мелочи передам…
– Умоляю: дайте мне атакующую закладку прикончить эльба! Он здесь, близко! Вон таращится! – хищно попросил Ул.
– Может, лучше связку противотанковых гранат? Чтоб уж наверняка? – спросила Кавалерия, и Ул понял, какую глупость сморозил. Рядом Яра, а он хотел взорвать эльба атакующей закладкой.
– Сделайте что-нибудь! Нам действительно очень нужна помощь! Горшеня скоро приведет рогрика к игольному заводу. А там новички. Они его не остановят. Их сомнут за четверть часа! – звенящим голосом сказал Ул, ощущая рядом жаркое, умоляющее дыхание Яры.
Молчание. Очень долгое, пугающее молчание. Потом Кавалерия ответила:
– Я поняла. Что-нибудь сделаю… А теперь не разряжай кентавр! Он еще пригодится!
Ул погасил кентавр. Горшеня продолжал еще куда-то идти, но уже замедлялся. Тряска была уже не такой сильной. Ул решил попытать счастья еще раз:
– Горшеня! Нас есть нельзя! Ты ошибся!
Это было не самое убедительное начало, однако на сей раз гигант почему-то его услышал.
– А кто? – отозвался его голос сразу как бы и снаружи, и изнутри. Так бывает, когда слушаешь говорящего человека, прижавшись ухом к его груди.
– Я… я Мокша Гай! Меня нельзя глотать, потому что ты глотаешь только тех, кого любишь! – выпалил наудачу Ул.
Горшеня призадумался. Ощутив, что его слова попали в цель, Ул стал
