– Да людишки же, которые совершенно перестали нам поклоняться и все такое.
– Именно!
Ормли снова нахмурился, изучая пруд и покрывающий его лед. В этот самый момент одна из льдин с громким треском подскочила вверх. Он обнаружил, что непроизвольно отступает на шаг, потом на другой.
– Что, уже выбирается? – торопливо спросил он.
– Да нет, – успокоил его Урсто, который, прищуря глаз, изучал скрежещущую груду. – Это тот, которому палец нужен.
Талая вода у внешней кромки льда завихрилась и пошла пузырями, окрасилась клубами ила, который нес поток, огибающий какую-то плотную массу в центре. Поток расходился спиралью, подобно водовороту, только наоборот.
Потом внутри что-то заплескалось, вода ударила фонтаном, посередине появилась человеческая фигура и с трудом выбралась на берег – кашляя и извергая из себя грязную воду. В ее беспалой руке был зажат меч в ножнах.
Пиносель, сверкая глазами, словно бриллиантами, вздела вверх свой кувшин:
– Да здравствует Спаситель! Да здравствует наш наглотавшийся грязи щенок!
Голос ее сорвался, она закашлялась и сделала еще один добрый глоток.
Ормли извлек из кошеля отрубленный палец и подошел к стоящему на коленях Брису Беддикту:
– Вы не это ищете, сударь?
Сначала был сон, потом боль. Ни то, ни другое, кажется, долго не продлилось, и Брис Беддикт, умерший от яда в тронном зале Вечного дома, обнаружил, что стоит на четвереньках рядом с замерзшим озером. Его била дрожь, он кашлял водой и слизью.
Рядом сидел на корточках какой-то мужчина и пытался всучить ему отрубленный палец – разбухший и ярко-розовый.
Он почувствовал, что левая рука сжимает ножны, и узнал эти ножны. Проморгавшись, чтобы хоть что-то видеть, он поднял глаза, чтобы проверить, где меч. Тот тоже оказался на месте. Отпихнув дар мужчины, он осторожно сел и огляделся.
Место знакомое.
Мужчина положил ему на плечи теплую руку, словно помогая унять дрожь. И негромко сказал:
– Брис Беддикт. Тегол умирает. Брис, ты срочно нужен своему брату!
Мужчина помог Брису подняться на ноги, и он извлек из ножен меч, подозревая, что тот заржавел и совершенно бесполезен, – но нет, меч сверкал, будто только что смазанный.
Еще один голос воскликнул:
– Стойте!
Мужчина, поддерживающий Бриса под руку, полуобернулся:
– Чего тебе еще, Урсто?
– Бог-демон вот-вот вырвется! Спроси его!
– Что спросить!
– Имя! Имя бога у него спроси, чтоб тебя! Мы не можем его отослать восвояси, не зная имени!
Брис выплюнул изо рта песок. И попытался сообразить. Во льду бог-демон, лед трескается. Он вот-вот вырвется, вот-вот…
– Его зовут Ай’эденан Источника. Ай’эденан тек’ велут’энан.
Мужчина рядом с ним фыркнул:
– Что называется – а теперь скажите это пять раз подряд. Странник, да хотя бы раз выговорить!
Однако кто-то другой лишь довольно захихикал.
– Брис…
Он кивнул. Да. Тегол. Мой брат…
– Отведи меня. К нему.
– Отведу, – пообещал мужчина. – И по дороге кое-что объясню. Договорились?
Брис Беддикт, Спаситель Пустого Трона, кивнул в ответ.
– Подумать только, – шумно вздохнула Пиносель, – имя на древнем языке. Далеконько же он за ним ходил.
– Ты, мой леденечик, я смотрю, аж протрезвела.
Она зашевелилась, поднялась на ноги и потянула мужа за рукав.
– Пошли.
– Но нам нужно ждать здесь – чтобы назвать его по имени и отослать.
– Еще рано. Пошли, присядем у Червячного переулка, возьмем еще кувшинчик – к нам как раз тот эдур и подползет, не хуже Черепахи Бездны.
Урсто фыркнул:
– Удивительно, что они и этот миф успели позабыть.
По телу Ханнана Мосага скользнула новая тень – глубокая, холодная, – и он остановился. Да, почти на месте – он уже видел в конце переулка две фигуры, беззаботно рассевшиеся, привалившись друг к дружке. И по очереди отхлебывающие из кувшина.
Мерзкие пьянчужки, но в качестве свидетелей гибели этой отвратительной империи подходят как нельзя лучше. И умрут первыми. Что тоже вполне подходит.
Он уже собрался двинуться поближе, но огромная ладонь ухватила его за плащ, прямо под воротником – и вздернула в воздух.
Он зашипел, вызывая силу…
Ханнана Мосага медленно развернуло, и он обнаружил перед собой нечеловеческое лицо. Зеленовато-серая, словно дубленая, кожа. Из углов рта торчат полированные клыки. Вертикальные зрачки изучают его без всякого выражения.
Пьяницы за спиной расхохотались.
Колдун-король, болтающийся в воздухе перед огромной демоницей, зачерпнул силу Куральд Эмурланна, чтобы отправить ее в небытие. Почувствовал, как сила нарастает внутри…
Другой рукой демоница взяла его за горло.
И сжала.
Хрящи сплющились, словно яичная скорлупа. Позвонки затрещали, сдвинулись, начали ломаться. Вверх ударила боль, заполнив череп Ханнана Мосага белым пламенем.
На лицо вдруг упал яркий, непрощающий солнечный свет.
Сестра Рассвет… ты меня встречаешь…
Но он смотрел в глаза демоницы и по-прежнему ничего в них не видел. Глаза ящера, глаза змеи.
Неужели они мне так ничего и не скажут?
Пламя ринулось из черепа наружу через глазницы, ослепив его, потом, негромко взревев, снова сжалось и утихло, на его место хлынула тьма.
Ничего этого глаза Ханнана Мосага уже не видели.
Солнце светило ему в мертвое лицо, подчеркивая каждый искривленный мускул, каждый уродливый костный выступ, но невидящие глаза, смотрящие прямо на солнце, были пусты.
Как и глаза яггутки.
Урсто и Пиносель смотрели, как яггутка отшвыривает прочь жалкое тело калеки.
Потом она повернулась к ним:
– Мой ритуал разрушен.
Пиносель, рот у которой был полон, рассмеялась через нос и некоторое последующее время была занята устранением малоаппетитных последствий.
Урсто вознаградил ее осуждающим взглядом, потом повернулся к яггутской чародейке.
– Верно, их тут столько этим занималось. Мосаг, Менандор, Сукул Анхаду, то да се. – Он помахал рукой. – Только мы-то здесь, моя радость. И, так вышло, знаем его имя.
Яггутка склонила набок голову.
– В таком случае я не нужна.
– Это верно. Разве что ты не прочь выпить глоточек? – Он отобрал у Пиносель кувшин и поднял повыше.
Немного помедлив, яггутка кивнула.
– Благодарю, с удовольствием.
Хоть проклятое солнце уже и поднялось, по эту сторону городской стены все было в тени. За исключением, как понял сержант Бальзам, широко распахнутых ворот.
Масан Гилани перед ними в очередной раз совершила немыслимое – привстала в стременах и наклонилась к лошадиной шее, посылая коня в галоп.
Горлорез за спиной Бальзама застонал, словно придавленный кирпичом щенок. Сам Бальзам затряс головой. В которую заползла, словно раздавленный клещ, очередная гадкая мыслишка. Откуда они только вообще берутся? А еще – почему ворота распахнуты? И зачем они несутся к ним вскачь?
А что это за воротами – трупы? Фигуры, перемещающиеся среди клубов дыма? Оружие?
Что за звуки доносятся?
– «Шрапнель»! – воскликнул Горлорез позади. – Кенеб в городе! Они захватили ворота!
Кенеб? Во имя Худа, это еще кто такой?
– Вперед! – заорал Бальзам. – За нами гонятся! На Арен!
Подпрыгивающая в седле задница Масан Гилани скрылась в тени надвратной башни.
Горлорез взвыл, и звук был тот, что надо – когда кошка прыгает под колесо телеги и все вокруг в кишках, а он-то тут при чем, подумаешь, пнул чуть-чуть?
– Мамочка, она сама туда прыгнула! Мне не нравится в городе! Поедем лучше домой… Вперед! В эту дыру! Как она там называется? Вот в эту, огромную, с аркой и контрфорсом!
Конь нырнул в полумрак, копыта
