могут прятаться много дней и ночей, наблюдая, пока наконец не решат показаться Онраку. Даже его звериного нюха не хватало, чтобы их учуять. На нас смотрят, друзья. Время пришло.

Трулл ждал этих слов.

Котята, которых Онрак с чародеем тащили в мешках, завыли, сообщая, что проголодались.

Трулл, шедший впереди, остановился и обернулся.

Пора кормить. Иначе не уймутся.

Быстрый Бен со стоном опустил свой конец палки и задумчиво смотрел, как котята выкарабкиваются из кожаного мешка, шипят на друг друга, а затем на Онрака, который разворачивал завернутые в листья останки антилопы. Мясо уже протухло, однако маленьким эмлавам, конечно же, все равно.

Имасс швырнул мясо на землю, чтобы его не оторвали вместе с руками, и отошел в сторону, странно улыбаясь.

Слишком много странных улыбок в последнее время, подумал маг. Как будто радость и умиление померкли – не сильно, на чуть-чуть, и все же Быстрому Бену казалось, что он заметил налет разочарования. Неудивительно. Никто не может вечно жить ощущением непреходящего счастья. И каким бы райским – по меркам имассов – ни было окружение, в нем оставалось что-то нереальное. Словно иллюзия, которая начала расползаться по краям.

Впрочем, никаких свидетельств тому не имелось. Маг чувствовал, что место это здоровое, сильное и даже растущее. В то время как Омтоз Феллак истаивает со всех сторон. Конец эпохи, который в других местах наступил очень и очень давно. Но разве Телланн не вымер везде? Значит, не вымер. Значит, изменился, врос сам в себя. А может, наоборот, все, что мы видим – и где живем, – это Взошедший Телланн, победивший в войне много тысячелетий назад, возмужавший и подавивший всех прочих? Такое бывает?

Однако это все никак не вяжется с Онраком – с тем, чем он был, и тем, чем он стал теперь. Если только… Нижние боги, а может ли быть, что сей фрагмент Телланна каким-то образом оказался вне Ритуала? Это объясняет, почему здесь он обрел плоть и кровь. В этом месте Ритуала Телланн не было, души имассов не разрывались. Следовательно, местные имассы могут и вовсе ничего не знать.

Что бы произошло, если бы Логрос привел сюда свое тысячное воинство? А если бы Крон?.. Нет, Серебряная Лиса не позволит. Они нужны ей для другой цели. Для еще одной войны.

Неплохо бы узнать, как этот фрагмент связан с тем, что был создан для Волков в конце Паннионской войны. Насколько Быстрый Бен понимал, Обитель Зверей – или как ее там – засеяна душами т’лан имассов. Или воспоминаниями об этих душах. Так, может, душа – лишь путаный клубок воспоминаний о прожитой жизни? Хм. Тогда понятно, почему моя в таком раздрае. Слишком много жизней, слишком много нитей, перепутавшихся вместе…

Трулл Сэнгар ушел за водой. Здесь повсюду били родники, как будто камень сочился талым льдом.

Онрак еще раз рассмотрел котят, затем обратился к Быстрому Бену:

– За этими холмами лежит лед. Я чувствую его гнилой запах: то древняя дорога, по которой когда-то убегали от бойни яггуты. Это вторжение тревожит меня, чародей.

– Почему? Битва случилась много тысяч лет назад, так что все яггуты уже давно мертвы.

– Да. И все же дорога напоминает мне… про всякое. Будит воспоминания…

Быстрый Бен понимающе кивнул.

– Да, как тени.

– Как тени.

– Ты должен был понимать, что это не вечно.

Имасс нахмурился, отчего на лице проступили его крупные, чуждые человеку черты.

– Да, возможно, где-то глубоко-глубоко. Но… я забыл.

– Ты чересчур требователен к себе, Онрак. Нельзя вечно заставлять себя сиять.

Онрак печально улыбнулся.

– Это подарок для друга, – тихо сказал он, – за все подарки, что он дал мне.

Быстрый Бен вгляделся в лицо воина.

– Даже самый дорогой подарок, если его дарить каждый день, теряет свою цену, а потом и надоедает.

– Да, теперь я вижу.

– Кроме того, – добавил маг, наблюдая, как две маленькие эмлавы, наевшись, играются в заляпанной кровью траве, – показать свою слабость – тоже подарок. Так ты будешь вызывать не только трепет, но и сочувствие. Если ты понимаешь, о чем я.

– Понимаю.

– Ты намешал немало красок, да?

Онрак вдруг усмехнулся.

– А ты умен. Когда я отыщу стену из камня, который говорит… да, будет другой подарок. Мои запретные таланты.

– Почему запретные?

– Мой народ не приемлет создания портретов, близких к натуре. Слишком много деталей сохраняется во времени. От этого разбиваются сердца, а предательства множатся, как тараканы.

Быстрый Бен посмотрел на Онрака, но тут же отвел взгляд. Сердца разбиваются, точно. А души остаются и преследуют тебя.

Вернулся Трулл Сэнгар с полными бурдюками.

– Священные Сестры, – воскликнул он, завидев Онрака, – да ты никак хмуришься?

– Верно, друг мой. Желаешь знать почему?

– Вовсе нет. Просто… сказать по правде, мне вдруг стало легче.

Онрак, наклонившись, схватил одного котенка за шкирку. Звереныш яростно зашипел и задергался.

– Трулл Сэнгар, можешь объяснить нашему другу, почему у имассов запрещено рисовать портреты. Еще можешь поведать ему мою историю, чтобы он больше не спрашивал, почему я чувствую боль внутри, и от этого вспоминаю, что смертная плоть становится настоящей только под дыханием любви.

Быстрый Бен, сощурившись, посмотрел на Онрака. Не помню, чтобы спрашивал нечто подобное. По крайней мере, не вслух.

Облегчение спало с лица Трулла Сэнгара, и он вздохнул – длинный вздох, с которым уходит длительное напряжение.

– Хорошо, расскажу. Спасибо, Онрак. Некоторые тайны слишком тяготят. А когда я открою Быстрому Бену одну из причин, по которой мы стали друзьями, я поделюсь с вами обоими своей тайной. Я расскажу вам про Эрес’аль и про то, что она со мной сделала – задолго до того, как явилась перед нами в пещере.

Все замолчали.

Наконец Быстрый Бен хмыкнул.

– Хорошо, а я расскажу повесть о двенадцати душах. И об обещании, которое я дал человеку по имени Скворец, – обещании, которое привело меня сюда и поведет дальше. После, думаю, мы по-настоящему узнаем друг друга.

Онрак подобрал второго котенка и теперь держал обоих перед собой.

– Воистину, сегодня день подарков.

Из-за холмов донесся раскат грома, утих и больше не повторился.

Эмлавы вдруг умолкли.

– Что это? – спросил Трулл Сэнгар.

Быстрый Бен почувствовал, как заколотилось сердце.

– Это, друзья мои, «ругань».

Скрип прошел по земляному полу в угол хлева, где спал Флакон. Посмотрел на юного солдата, свернувшегося под темно-серым одеялом. Бедняга. Он толкнул мага носком сапога, и тот, застонав, заворочался.

– Подъем, солнце село, – сказал Скрипач.

– Знаю, сержант. Я видел, как оно опускалось.

– Мы сколотили носилки. Поднимайся, перекуси, а потом остаток ночи досыпай на подвижной кровати.

– Если я вам не понадоблюсь.

– Ну да, если не понадобишься.

Флакон сел, протер глаза.

– Благодарю, сержант, но мне вся ночь не нужна – хватит и половины.

– Бери столько, сколько дают, солдат. Не выспишься, худо придется всем.

– Ладно-ладно, делайте из меня виноватого. Как будто меня это проймет.

Скрипач отвернулся, пряча улыбку. Остаток взвода укладывал снаряжение, обмениваясь тихими репликами. Геслер со своими устроился в брошенной усадьбе: незачем всем набиваться в одно место. Хреновая тактика.

Погони не последовало. «Барабан» свою работу сделал. Однако

Вы читаете Буря Жнеца. Том 2
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ОБРАНЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату