Теперь оставалось просто ждать.
Убедившись, что всё сделано как надо и козёл жив – хотя и впал в оцепенение, – кот вернулся к своим делам. Для начала развёл костерок и поджарил на прутике кусок печени. Та оказалась вполне приличного вкуса, без ацетоновой отдушки. Похоже, решил кот, в последнее время Септимий вёл здоровый образ жизни.
Попандопулос тем временем начал постанывать. Кот понимал, что козлу очень плохо, а через некоторое время будет ещё хуже: перестройка организма без анестезии была крайне болезненной. Но крики могли привлечь какое-нибудь зверьё – или, того хуже, разумных. Базилио пошёл искать какую-нибудь тряпку, пригодную для изготовления кляпа – заодно вспомнив, что забыл свой тактический жилет на поле.
В конце концов он сорвал с мёртвого шерстяного рейтузы – кстати, прорезиненные – и обнаружил под ними бязевые кальсоны. Их он скомкал и запихал козлу в пасть. Потом сходил за жилетом – тому ничего не сделалось – и пристроился в кустиках покемарить.
Кот устал и переволновался, так что провалился в забытьё очень быстро. Ему снился огромный очковый медведь, который проповедовал, что Вселенная находится у него в голове и сотворена из опилок, и если счесть точное их число, то можно овладеть стихиями и приказывать ангелам. Кот принялся считать опилки, каким-то непонятным образом досчитал до минус шести миллионов, начал пересчитывать и получил то же самое число, но вдобавок ещё и мнимое. От ощущения абсурда он проснулся.
Поспал он хорошо, крепко. День склонялся к вечеру. Вокруг было тихо, благостно. Козёл не стонал и вообще не издавал звуков. Кот пошёл его проведать – как он там, болезный, перестраивается.
Выглядел Попандопулос импозантно. Голова его приобрела форму изящной чаши или кубка с двумя изогнутыми ручками, в которых кот с трудом опознал свернувшиеся рога. Чашу покрывала блестящая, искрящаяся шерсть. Она едва заметно шевелилась – чуть вздымалась, чуть опадала. Короче, козёл был жив и даже здоров – хотя уже и не тот.
Всё же нужно было убедиться в полном успехе. Баз осторожно приблизился к чаше и негромко спросил:
– Септимий? Ты как?
Чаша чуть вытянулась. Потом откуда-то снизу зазвучал голос – тоненький, но чистый, без обычных козляцких обертонов:
– Обойди, я тебя не вижу.
На другой стороне чаши кот увидел нечто вроде самоварного краника. Снизу его украшала козлиная бородёнка. Длинными белыми волосами поигрывал ветерок.
Краник вздёрнулся, раздулся, с усилием что-то пропихивая через себя – и наконец вытолкнул наружу глазное яблоко. Оно покрутилось-повертелось и наконец вперилось в Базилио.
– Здоровья и добра, – вежливо сказал кот.
– Ни пука, ни хера, – чаша как будто зазвенела от усилия, потом что-то булькнуло. – Спасидо, что ли. Так бы я сдох… Теперь я кто по основе? – краник вопросительно изогнулся, глаз блеснул на солнце.
Базилио внимательно осмотрел чашу и даже осторожно потрогал её в разных местах, пытаясь вытащить из упирающейся памяти знания о беспозвоночной эпифауне.
– Похож на губку какую-то, – наконец заключил он. – Вот насчёт материала не уверен. И губки всё-таки водные… да и вообще вода… У тебя корни есть?
– Вроде того, – сообщил козёл, мелодично позвякивая чем-то внутри. – Какие-то трубочки. Прорастают, чешутся очень. Ещё иголки костяные проросли. Зудят.
– Иголки-то понятно, – пробормотал Баз, – а вот корни… Гм, а внутри что?
– Вот, полюбуйся, – предложил обновлённый Попандопулос и приглашающе раскрылся перед котом.
Внутри чаша была покрыта шевелящимися ворсинками, покрытыми мелкими росяными каплями. На дне блестела жидкость.
Кот очень осторожно наклонился и понюхал.
– Желудочный сок, – определил он. – А сверху эта штука закрывается. Понятно. Небось, птичек приманивать? Или мошек?
Из чаши неожиданно брызнул фонтанчик. Базилио отшатнулся – под ехидный козлиный смешок.
– У меня ещё и щупальца есть, – похвастался Септимий и горделиво поднял вверх несколько тонких червячно-розоватых отростков.
– Да это у тебя, кажись, от гидры, – заинтересовался кот. – Стрекавятся?
– Должны, чувствую, – подтвердил козёл. – Извини за такую просьбу… а на тебе проверить можно? Они вроде не особо ядовитые. Просто хотелось бы знать, на какую добычу рассчитывать.
– А вот этого не надо, – быстро сказал кот. – Кровь имеется?
– И сердце, – подтвердил бывший козёл. – Но это всё там, под землёй. Глазной нерв очень вытянулся, немножко побаливает. Ничего, привыкну. А вот лёгких вроде как нет. Дышу через какую-то фигню вроде сифона… В общем, там вода, – из-под чаши раздалось вполне убедительное бульканье.
– Ну, значит, у тебя всё хорошо, – успокоился кот, чувствовавший что-то вроде ответственности. – Я пойду поем.
– Погоди, – сказал Попандопулос. – Во-первых, когда доешь – объедки положи в меня, пожалуйста. Мне расти надо. А то какой-нибудь слоупок припрётся, а я маленький такой… – чаша как будто присела и даже поёжилась.
– Без проблем, – согласился кот.
– Потом… посмотри по кустам, там где-то моя трость валяется. Красивая вещь, жалко оставлять.
– Угумс, – сказал кот, ещё до того решивший осмотреть поляну повнимательнее.
– И вот ещё: возьми, что ли, – чаша дрогнула и снова раскрылась. Судя по запаху, внутри на этот раз была вода. На самом дне поблёскивало что-то длинное, металлическое.
– Ценная вещь, – сказал бывший козёл. – Меня из-за этой штуки чуть не убили.
– Гвоздь теллуровый? – догадался кот.
– Он самый. Бери.
Кот подумал. Септимий вёл себя дружелюбно, но совать лапу в чашу почему-то не хотелось.
– А как ты от костей избавляться будешь? – спросил он.
– А вот так, – сказал Септимий, и из чаши плеснуло водой. Баз едва успел отскочить. Зато ценная вещица оказалась на земле. Кот её поднял и неожиданно заметил рядом золотую монетку. С присущей ему рачительностью он прихватил и её, засунув весь хабар в подсумок.
– Ладно, у меня ещё твои яйца не доедены, – сказал он и пошёл обратно к бивуаку.
– Приятного аппетита, – вежливо сказал Попандопулос, побулькивая.
Следующие полчаса кот старательно набивал желудок. Септимий тоже не скучал: за это время он успел подманить птичьим криком зуйка, потом поймал и застрекавил мышь-полёвку и наконец чем-то – запахом, что ли? – привадил к себе муравьёв, которые
