Думала вот: почему сверчок так вцепился в дурацкого бамбука? Теперь только дошло. Скучно ему, вот что. Последние личные враги передохли полвека назад. А может, и век. А то и раньше. На таких сроках даже листик салата, наверное, захочет кого-нибудь убить. Тут подвернулась эта деревяшка. Которую он мог бы уконтропупить чисто административными методами. Но ему так неинтересно, он играет в страшную мстю.
Жаль, конечно. Меня деревяшка не возбуждает. То есть, когда он тут появится, я его уработаю. На первом же серьёзном наказании. Убивать я, конечно, люблю. Но это бревно убивать – как ежа ебать: возни много, радости никакой.
Вот если бы сверчок отдал мне лису! Это совсем другое дело. Она умная девочка. С душой. И боль понимает.
Я бы с ней поиграла.
Глава 63, в которой часто звучит слово из трёх букв, каковое многие выговаривают с трудом, особенно в серьёзном разговоре
26 ноября 312 года от Х.
Директория. Резиденция губернатора. Малый приёмный зал.
Утро, но не очень раннее.
ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
Традиционным способом установления первичного контакта между сторонами, находящимися в конфликте или не имеющими оснований для взаимного доверия, является использование посредника. Его основной задачей является донесение до сторон минимума информации, необходимой для начала переговорного процесса.
Ирэна Ницша. Подготовка и проведение деловых бесед и переговоров: психологические аспекты. М.: Азинус, 2009.
–..? ……! …?! – сказал Наполеон Морган Гейтс Пендельшванц и показал всем присутствующим старую, изморщиненную жизнью жопу. Была она цвета перезрелого баклажана.
Разумеется, губернатор Директории намеревался высказаться более внятно. Однако именно в этот злосчастный момент бегемот неудачно вдохнул. Вода попала в дыхательное горло. Эта мелкая неприятность не остановила поток начальского красноречия, но сильно повредила его смысловому наполнению: ни единого слова разобрать было невозможно. Зато интонация не пострадала совсем: хрип и бульканье передали её вполне убедительно. Даже мающийся от безделья прислужник, туповатый питбуль, и тот понял, что шеф сначала задаёт саркастический вопрос, потом сам же и отвечает на него и наконец вопрошает – доколе?!
Что касается жопы, то господин Пендельшванц вовсе даже и не собирался демонстрировать её специально, то есть со значением. Нет! Он просто нырнул в бассейн – а эффектный подъём задней части тела был, так сказать, эпифеноменом погруженья.
Мающийся питбуль умоляюще посмотрел на Лэсси. Та упрямо мотнула подбородком: нет, пусть ждёт.
Вопрос касался очередного посетителя. С ним была проблема. Нет, даже не так – проблемы. Потому что было неясно, сколько именно и каких проблем он принёс с собой, а выяснить это оказалось непросто.
Утром сего дня в приёмной господина Пендельшванца появился странный хомосапый в замызганной майке и белых панталонах. Дежурной гиене он отрекомендовался как «Пьеро от Карабаса» и заявил, что желает видеть губернатора лично. На случай появления кого-то «от Карабаса» дежурный был проинструктирован лично госпожой Рерих. Так что буквально через пару минут хомосапый был зафиксирован и отправлен на лёгкий ознакомительный допрос.
К сожалению, тот не дал результатов. Странный посетитель впал в прострацию, на все вопросы отвечал строчками из пошлого романса «я как цветочек аленький в твоей ладошке маленькой», а в ответ на прочие раздражители, включая битьё и щекотку, только икал. Срочно вызванный эмпат тоже не помог: аура пришлеца оказалась на редкость мутной.
Тем временем информация о появлении «Пьеро от Карабаса» прошла наверх и попала наконец к Лэсси. Та немедленно доложилась.
И тут коса нашла на камень. Пендельшванц потребовал, чтобы тораборца немедленно пропустили к нему в апартаменты. Лэсси категорически этому воспротивилась. Согласно инструкции, некогда подписанной самим же губернатором, все потенциально опасные существа, являющиеся на приём, должны проходить проверку на дурные намерения. Тораборцы к таковым, безусловно, относились. Поэтому о выполнении столь безответственного распоряжения не могло идти и речи.
Тем временем безопасники, исчерпав свои возможности, приступили к допросу второй степени – а именно вызвали мутанта-покаянца, выписанного за немалые деньги из Бибердорфа специально для таких случаев. Увы, без толку! Напрасно иностранный специалист вонзал свою волю в белопанталонника, добиваясь признаний. Допрашиваемый то плакал, то смеялся, то щетинился как ёж, признавался в любви и ненависти к некоей Мальвине, в изменах ей же, а также в употреблении наркотиков и использовании глагольных рифм. Однако ничего конкретного в этом потоке околесицы не всплыло. Покаянец пришёл к выводу, что существо либо дефолтно, либо обдолбано. О чём и доложился.
Лэсси такой ответ не удовлетворил. Вопрос завис. Губернатор настаивал – медленно, но верно закипая. Верная, преданная безопасница упёрлась, намереваясь защищать безопасность шефа до последнего.
Рерих прокручивала в уме варианты разрешения коллизии, когда из бассейна раздался скрежет отодвигаемой заслонки.
Лэсси поняла, что задумал Пендельшванц, и рванулась помешать. Точнее, попыталась. Первое же её движение – которое должно было быть стремительным и неодолимым – заняло у неё секунды три. Мышцы будто свинцом налились.
Она смогла сделать ещё пару шагов, когда тяжесть стала невыносимой и тело отказалось подчиняться. Безопасница застыла у края бассейна. Взгляд её был полон немой укоризны.
Над водой показались уши и глаза бегемота. Третий глаз его вперился в Лэсси.
– Я освобожу тебя, если ты пообещаешь сейчас же привести тораборца, – пообещал он.
Госпожа Рерих честно обдумала все возможности помешать шефу сделать глупость. Поняла, что не получится. Бегемот-психократ мог продержать её в таком состоянии ещё минуты две. За это время он успел бы покинуть резиденцию через подводный ход, который он только что открыл – и закрыть заслонку с той стороны. Система подводных ходов выходила в древнюю канализацию, так что начальственный гиппопотам мог всплыть в самом неожиданном месте. Рассчитывать на постороннюю помощь она не могла. Дурак питбуль стоял столбом, алкая распоряжений начальства. К тому же в воде от него было мало толку. Подумав ещё немного, черепашка пришла к выводу, что придётся подчиниться.
Она открыла Пендельшванцу свой разум, и невидимые вериги тут же испарились. Она снова была собой – стремительной, хищной, великолепной.
– Извини, – буркнул бегемот. – Давай его сюда. И присматривай. Если тебе что-то не понравится – вмешайся.
Черепашка благодарно улыбнулась. Она прекрасно поняла, что настоящим извинением было не первое слово, а три последних.
Через пять минут перед губернатором Пендельшванцем предстал Пьеро. Не в лучшем, увы, состоянии.
– Блеснула бо-о-оль в твоём прощальном взо-оре, – тихонечко напевал он, несомый на руках питбулем. – Ды-ды-ды-дыыы любимые чертыыыы… Никто мне не-е-е дал сто-о-олько горя, – тут он попытался поцеловать питбуля в рыло, тот брезгливо отстранился. – И столько ра-ра-радости как тыыыы…
Прислужник осторожно положил лепечущего поэта у края бассейна. Поэт немедленно потянулся
