– Роджер? Этот психованный заяц? – полицмейстер хищно поддёрнул брыли. – После каждой экспедиции он заваливает меня кляузами.
– Не заяц, а кролик. Кролики обижаются, когда их путают с зайцами. Да, он психопат. Но он наш лучший археолог и добыл много ценного. У него есть чутьё, это главное. А сейчас он уже подготовил партию и собрался копать. Ничего, пойдёт в другую сторону. Думаю, он будет не против. Эта местность его давно интересовала, но мы не могли рисковать. Туда мог заявиться кто угодно.
– То есть шерстяные, – договорил пёс.
– Да. Но через расконсервированную базу они не пройдут. Не станут и пробовать. От лёгкой добычи они не откажутся, да. Но лезть под управляемые ракеты? Нет.
– Если только Мальвина их не пропустит. И сама не захочет поживиться, – заметил полицейский.
– Мальвина никого не пропустит. Для неё контроль территории – вопрос выживания. Она может уничтожить экспедицию, но зачем? Устроить набег, отнять интересные находки? Ей-то они к чему? К тому же для нападения нужна живая сила, а их всего двое… Пока двое, – поправился губернатор. – Кстати, это повод, чтобы поторопиться. Подпишу сегодня же, и пусть наш храбрый кролик выдвигается так быстро, как сможет.
В дверь постучали. Господин Пендельшванц слегка повернул голову. Шейные складки дрогнули.
– Это по нашу душу. Нефритовое Сокровище, – сообщил он полицмейстеру. – Что-то он зачастил с визитами.
– Семнадцать Дюймов, что ли? – уточнил пёс.
– Он самый, – вздохнул бегемот. – Наш хороший, наш любимый рогоносец. Денег будет просить, я полагаю. А я постараюсь ему их не дать. Выйди пока… Хотя нет, постой, ты мне нужен, – бегемот принял какое-то решение. – Мы потребуем от него внеплановой проверки сотрудников Института. Пусть их безопасники заново прошерстят всех, кто имеет хоть какое-то отношение к перспективным исследованиям. Всех, включая старые кадры. Вплоть до обысков и прослушки.
– Без всяких оснований? Нефритовое Сокровище доверяет своим сотрудникам, – напомнил пёс, качнув полувысунутым жалом.
– Основание будет. Скажешь, что у тебя есть агентурная информация об утечках материалов и оборудования. А я скажу, что не подпишу его счета, потому что не хочу класть деньги в дырявый карман.
– А если они ничего не найдут? – с сомнением в голосе спросил полицмейстер.
– А тогда этим займёшься ты лично. Ффффухх, – бегемот с шумом провентилировал лёгкие.
Стук в дверь повторился.
– Ладно, не будем заставлять ждать почтеннейшего. Открой ему.
Полицейский встал, пошёл к выходу, остановился.
– Шеф, – сказал он. – Вы уверены, что это необходимо?
– Не знаю! – рявкнул бегемот, разинув пасть и показывая клыки. Все три глаза налились дурной кровью. – Считай, что я просто прикрываю задницу, – сказал он уже спокойнее, сполз вниз и с облегчением пустил ветры, вызвав в бассейне маленькую бурю.
Глава 12, в которой две благородные души мучительно разрываются между страстью, честью и долгом
25 октября 312 года от Х.
Директория. Институт Трансгенных Исследований, корпус Е.
3-й надземный этаж, общежитие для сотрудников, комната 311.
Позднее утро.
ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
Стандартная личная карточка Ib 318461
ПРОИСХОЖДЕНИЕ: изделие
ДАТА РОЖДЕНИЯ: 25 августа 288 г.
ФАКТИЧЕСКИЙ ВОЗРАСТ: 24 года
БИОЛОГИЧЕСКИЙ ВОЗРАСТ: 24 года
ГЕНЕТИЧЕСКИЙ СТАТУС APIF: 8110
ОСНОВА: лисица
ПОЛ: женский
ПРАВОВОЙ СТАТУС: человек
ПРИМЕНЕНИЕ: трансгенные операции, вектор-мастер 1-й категории
* SPECIAL ABILITIES: векторная проказа 1-й степени; неизлечимо, поддерживающие процедуры; особые ограничения (см. Приложение 3)
ЛИЧНОЕ ИМЯ: Алиса Зюсс
КЛИЧКА: Алиса
Алиса проснулась от судорожных сокращений матки. Ей снилось, как на неё навалился огромный дракон со многими членами, и она должна была принять их в себя все сразу. Она беспомощно распяливалась, раздвигалась, чтобы они вошли, уды не лезли, хотя она с воем насаживалась на эту связку мясных поленьев, пытаясь запихнуть её в своё горящее нутро. «Порви, порви меня!» – кричала она беззвучно, но драконья туша только наваливалась и давила, мешая ей отдаться по-настоящему. И когда наконец самый толстый уд всё-таки проник в её лоно, сон кончился.
Лиса шевельнулась, и тут же включился патефон-будильник с заветным песнопеньем Круга Наутилуса:
Я очнулся рано утром,Я увидел небо в открытую дверь.Это не значит почти ничего,Кроме того, что, возможно, я буду жить…Лиса со стоном открыла глаза. Увидела белые стены, серые жалюзи и тумбочку, на которой лежали её вещи – пневмошприц с ингибитором векторной активности, капсула с прогестероновым препаратом и фалло-имитаторы, анальный и вагинальный. Как обычно, она подумала, какую вещь из этого набора она ненавидит больше всего. И, как обычно, не пришла ни к какому определённому выводу.
– Я буду жить еще один день, – пел человеческий голос из запредельной дали времён. – Я не смертельно болен…
– Я больна, – вспомнила Алиса то, что всегда вспоминала, просыпаясь. – Я почти не смертельно больна.
Она осторожно подвигала лапами. Ничего не почувствовала. Потом ступнями – вроде бы тоже всё нормально. Но когда она попыталась согнуть колено, его пронзила острая боль: похоже, взбесившимся векторам вздумалось что-то переделывать в суставной сумке. Оскалившись, она дотянулась до пневмошприца и вбила себе под колено две дозы анальгетика.
Лиса сделала глубокий вдох, ещё немного подвигалась, поёрзала, пытаясь понять, есть ли другие проблемы. Вроде бы ничего не обнаружилось: поджелудочную не кололо, почки не тянуло, печень не подавала признаков неудовольствия, сердце вроде бы тоже работало бесперебойно. Только матка, как обычно, тряслась от возбуждения – лисьи фолликулы выбрасывали в кровь запредельные количества эстрогенов.
И не выйду отсюда, пока не придет,Не выйду отсюда, пока не придетДоктор твоего тела,Доктор твоего тела.Доктор твоего тела,Доктор твоего тела… –пел голос.
Алиса протёрла глаза, облизнула пересохшие губы и взяла капсулу. В принципе, желательнее было бы сначала помастурбировать, но ей было противно начинать с этого день. Она открыла рот, кинула капсулу на корень языка, проглотила, подождала. Легче не стало: матку по-прежнему корёжило, колбасило и плющило.
Я не буду лгать врачу:Это было и раньше, мой приступ не нов.Это не значит почти ничего,Кроме того, что, возможно, мы будем жить, –древнее песнопение отдавалось где-то под хвостом, в пахучих железах. В какой-то момент стало так плохо, что она не удержалась и выпустила лисий запах – пустой, ненужный запах течной самки. Которая не может, не смеет делать то, для чего предназначена её основа, её порода.
Я буду жить еще один день,И будет еще одна пьяная ночь,Как пыльная моль на подушку присела… –пел голос.
Матку скрутило так, что у Алисы потемнело в глазах. Несчастная лиса схватила фаллоимитатор и со стоном вогнала его в распухшее, страдающее лоно. Плоть покорно хлюпнула. Она привычно подвигала латексной палкой, достала до шейки матки и принялась ожесточённо долбить её, ожидая оргазма. Безрадостного, как все её оргазмы.
– Я пытался уйти от любви, – запел голос из бесконечно далёкого прошлого. – Я брал острую бритву и правил себя… Я укрылся в подвале, я резал кожаные ремни, стянувшие слабую грудь… Я… хочу быть с тобой…
– Я
