Вольф сжал кулаки так, что ногти врезались в ладони и на пол упала алая капля крови. В моем мозгу вдруг что-то вспыхнуло, тревожно забилось раненой птицей, и я явственно почувствовал: «Нельзя оставлять кровь. Опасно. Убрать, затереть, выжечь кислотой». Мысли эти принадлежали не мне и ввели меня в состояние полнейшей растерянности.
Тем временем мой адвокат продолжал наступать.
– Так что, уважаемый Глава? Было ли хоть что-то из перечисленного мной или то, что господин консультант, – кивок в сторону Длиннобородого, – мог бы счесть за принадлежности и компоненты, используемые в некромантии?
– Нет, – вымученно, сквозь зубы выдал Вольф.
– У меня все, ваша честь.
Это было чистой воды безумием, бредом, галлюцинацией. Можно было сослаться на это, и я тщетно цеплялся за крохотный шанс своей привычной реальности. Казалось бы, еще немного – и тебе в глаза ударит свет фонарика, а кто-то мутный, через марлевую повязку, произнесет: «Зрачки реагируют на свет». Этого не происходило. Скамья была жесткой, во рту – неприятный привкус крови, и в боку отчаянно кололо из-за невозможности поменять позу.
Сначала выступал обвинитель. Вольф рвал и метал, поносил меня грешного, Грэма и любое проявление магии. Речь его была пылкой и подошла бы для площади, с факельными шествиями и пением гимнов. Зал проводил здоровяка бурей аплодисментов. Далее говорил Грэм, и вопреки напыщенным речам старшины он оперировал сухими фактами, за что тоже сорвал бурю оваций.
– Суд удаляется на время для вынесения приговора, – пискнул секретарь из пыльного угла, и, как только человек в парике и смешных штанах вышел, в зале поднялся гвалт.
Грэм тем временем подошел к моей клети и довольно кивнул.
– Держись, Кот! – довольный собой зашептал адвокат. – Одна высокопоставленная особа заинтересована в твоей защите, в обмен на некоторые услуги. Если я выиграю дело и ты поможешь, то золота у тебя будет больше, чем ты можешь себе представить.
Я в отчаянии замычал, однако мои потуги были ошибочно приняты за согласие, и Грэм кивнул и неспешно удалился. Время тянулось медленно, даже разговоры в зале успели затихнуть, и, когда собравшиеся начали было скучать, снова появился судья.
– Суд идет!
Все снова повскакивали с мест, послышалось шарканье ног и скрип отодвигаемых скамей. Сидящим остался только я, и мне, признаюсь честно, роль безмолвной куклы начала надоедать.
– Я вынес решение, – произнес мужчина в парике.
В голове моей мелькнуло: «Вот сейчас мне дадут последнее слово, и я попытаюсь доказать этим людям, что все это досадное недоразумение и все само собой разрешится», однако суд этот был какой-то неправильный, так же как и все, происходившее вокруг.
– Я изучил все предоставленные материалы, – хорошо поставленным голосом профессионального оратора начал оглашать свой вердикт человек в веселеньких штанах. – Учел предоставленные доказательства и отсутствие таковых, а также выслушал доводы защиты и обвинения и постановил…
Судья выдержал театральную паузу, стараясь накалить обстановку до предела, что у него с успехом получилось. В воздухе буквально звенел вопрос, и все без исключения устремили свои взгляды на судью, жадно ловя каждое его слово.
– Маг и кудесник, по родовому прозвищу Серый Кот, из рода Котов и школы Кота, ранее известный как Карл Монтегю, выпускник академии магии и подданный его величества, обвиненный в использовании запретной в королевстве некромантии…
Слова судьи звучали внутри моей головы похоронным боем.
– …в силу всего вышесказанного, признается виновным в занятии магией порочной, черной и запретной!
Снова воцарилась тишина, и я услышал, как кто-то из особо впечатлительных слушателей грохнулся на пол.
– Однако, учитывая безгрешное прошлое Карла Монтегю и рекомендации его преподавателей и клиентов, я вынес следующее. Маг Серый Кот лишается своего истинного имени, и никто более не вправе называть его именем, данным от рождения. Клеймом ему будет имя Дома, и все, кто с ним будут общаться впредь, под страхом смерти не назовут черного колдуна светлым человеческим именем, данным отцом и матерью при рождении! Так же подсудимый, Серый Кот, приговаривается к мере наказания в виде заключения в тюрьме «Черные скалы» сроком на десять лет, без возможности обжалования данного приговора в любой вышестоящей инстанции. Приговор вступает в силу немедленно.
Осознав, что я только что получил срок за какого-то Серого Кота, будь он неладен, и вынужден буду находиться в тюрьме, я еще более опешил, когда увидел, что все, вместо того чтобы поздравлять Вольфа, бросились хлопать по плечу и жать руку адвокату.
Глава 3. Дворцовые интриги и прочие недостатки
Как я оказался в камере, не помню. Серые каменные стены, испещренные странными надписями и пентаграммами, крохотное зарешеченное окошко под потолком, в которое могла проскочить разве что мышь, да грубо сколоченные нары, заваленные гнилой соломой, вот и весь антураж моего узилища. Совсем забыл про смердящее человеческими испражнениями отверстие в дальнем и самом грязном углу камеры. Несло от него так, что мне пришлось даже закрыть рукой нос. С этим жестом пришло осознание того, что я более не безвольная марионетка. Я вскочил и бросился к двери, а когда оказался рядом, что оказалось не сложно – камера моя была едва ли три шага в длину, меня вдруг отбросило назад, и я сильно приложился головой о камень.
– Твою мать! – взвыл я, и в тот же момент за дверью послышался довольный смешок.
– Ну, ты, некромант, даешь. Это надо же такое, на защитную пентаграмму прыгнуть. Видать совсем со своим черным колдовством головой повредился.
Я перевел злобный взгляд на дверь и увидел, что через маленькое окошко, зарешеченное прутьями, на меня кто-то смотрит.
– Очень смешно! – рыкнул я и, потирая ушибленный затылок, уселся на нары. – Долго я тут буду?
– А это как пойдет. – Веселые глаза мигнули. – Если стряпчий окажется резвый, то пару дней, а если затянется, то и пару месяцев у нас посидишь. К тому же траур.
– Какой еще траур? – нехотя поинтересовался я у незнакомца.
– Ну, ты дремучий, – подивился обладатель глаз, стоящий за дверью. Желтые, с красными прожилками белки задвигались, будто ненастоящие. – Его величество король Патрик Второй отбыл в мир иной, и в королевстве траур. Танцы не танцуют, музыку, кроме печальной, не играют, заведения казенные не работают, и даже палачи переменили свои колпаки с красных на черные, в знак уважения и печали.
Вдруг за дверью моей камеры послышались шаги и спешная возня служки, после чего противно скрипнул замок.
– Вот он. – Мой адвокат впустил перед собой невысокого сутулого человека, чье лицо тонуло в густой тени огромного капюшона. Плащ фактически волочился по земле, а из-под него выглядывали явно недешевые кожаные сапоги.
Грэм поспешно вошел за неизвестным, и дверь за ними закрылась.
– Серый Кот, значит, – произнес человек властным, жестким голосом. – Очень любопытно.
– Грэм, – возликовал я, увидев первое за все это время знакомое лицо. – Ну, вы то
