– Ну, – сказал Ральф, отломив вилкой кусок омлета. Разыгравшийся аппетит, как и внезапный приступ веселья по поводу гольф-клюшки двойного назначения, стали для него приятным сюрпризом. – Это странно, но вряд ли существенно.
А про себя подумал: интересно, как долго еще он собирается отмахиваться от «несущественных» странностей, что постоянно всплывали в ходе расследования?
– Там были еще чьи-то отпечатки, – сказал Юн, – тоже смазанные и нечеткие. Настолько нечеткие, что их даже не стали пересылать в национальную базу данных ФБР. Но на всякий случай сравнили с неопознанными отпечатками, снятыми в микроавтобусе. И смотри, что получилось…
Он передал айпад Ральфу. Тот внимательно рассмотрел два набора отпечатков: один был обозначен «МИКРОАВТОБУС / НЕОПОЗНАННЫЙ СУБЪЕКТ», второй – «РЕМЕННАЯ ПРЯЖКА / НЕОПОЗНАННЫЙ СУБЪЕКТ». Похожи, но не настолько, чтобы предъявлять их в суде в качестве доказательства. Тем более если их будет оспаривать такой адвокат, как Хоуи Голд. Однако сейчас Ральф был не в суде, и ничто не мешало ему признать, что неопознанные отпечатки на пряжке и в микроавтобусе принадлежат одному и тому же субъекту. Тем более что это сходилось с той информацией, которую он вчера получил от Марси Мейтленд. Сходилось не идеально, но достаточно близко для детектива в принудительном отпуске, которому не надо отчитываться в своих действиях перед начальством… и перед окружным прокурором в горячий предвыборный период.
Пока Юн ел свои huevos rancheros, Ральф рассказал ему о вчерашней встрече с Марси. Рассказал почти все, придержав одну вещь на потом.
– Наверняка в микроавтобусе есть отпечатки того парнишки, который угнал его первым, – завершил он свой рассказ.
– Да, их уже опознали. Полиция Эль-Пасо переслала нам отпечатки Мерлина Кессиди. Они совпали с некоторыми «бесхозными» отпечатками из микроавтобуса. В основном на ящике с инструментами. Наверное, Кессиди его открывал. Проверял, нет ли там чего ценного. Но его отпечатки достаточно четкие, и это не они. – Он ткнул пальцем в экран с расплывчатыми неопознанными отпечатками.
Ральф наклонился вперед, отодвинув тарелку в сторону.
– Ты понимаешь, что это значит? Мы знаем, что Терри не угонял микроавтобус в Дейтоне, потому что Мейтленды летели домой на самолете. Но если эти отпечатки из микроавтобуса и отпечатки на пряжке действительно принадлежат одному и тому же человеку…
– Думаешь, у него все-таки был сообщник? Который пригнал микроавтобус из Дейтона во Флинт-Сити?
– Может быть, – сказал Ральф. – Другого объяснения я не вижу.
– Сообщник, похожий на Терри как две капли воды?
– Ну вот, опять, – вздохнул Ральф.
– И на пряжке есть отпечатки обоих, – продолжал Юн. – Это значит, что Мейтленд и его двойник носили один и тот же ремень. Может быть, один и тот же комплект одежды. Хотя размер-то у них одинаковый, да? Близнецы-братья, разлученные при рождении. Вот только по всем документам выходит, что Терри Мейтленд был единственным ребенком в семье.
– Что еще у вас есть?
– Еще много всего. Странного и удивительного. – Он передвинул стул так, чтобы сесть рядом с Ральфом, отобрал у него айпад, положил на стол и вывел на экран новый снимок: сваленная в кучу одежда рядом с пластмассовой меткой для вещдоков с цифрой 1. – Видишь пятна?
– Ага. Это что?
– Без понятия, – сказал Юн. – Криминалисты тоже не знают, но один из них высказал предположение, что это может быть сперма. И я вроде как с ним согласен. На фотографии плохо видно, но…
– Сперма? Ты шутишь?
К ним опять подошла официантка. Ральф перевернул айпад экраном вниз.
– Джентльмены, кому подлить кофе?
Добавки попросили оба. Когда официантка ушла, Ральф снова принялся рассматривать снимок одежды, увеличив изображение.
– Юн, оно в паху джинсов, на обеих штанинах, на отворотах…
– И на трусах, и на носках, – сказал Юн. – И на кроссовках, внутри и снаружи. Застыло глянцевой коркой, как глазурь на керамике. Не знаю, что это такое, но его наберется достаточно, чтобы заполнить полую клюшку-«девятку».
Ральф не рассмеялся.
– Это не может быть сперма. Даже Джон Холмс в свои лучшие годы…
– Я знаю. И от спермы не бывает такого.
Он перелистнул фотографию на экране. Общий план пола в амбаре. Еще одна пластмассовая метка для вещественных доказательств (уже с цифрой 2) лежит рядом с раскиданной кучкой соломы. Во всяком случае, Ральф подумал, что это солома. Но почему-то почти вся черная. Ближе к левому краю снимка виднеется третья метка, размещенная на разлохмаченном тюке сена, явно провалявшемся здесь очень долгое время и тоже черном с одного бока, как будто его щедро облили чем-то едким.
– Это одно и то же вещество? – спросил Ральф. – Ты уверен?
– На девяносто процентов. И на чердаке есть еще. Если это сперма, то такая ночная поллюция достойна войти в «Книгу рекордов Гиннесса».
– Не может быть, – глухо произнес Ральф. – Это что-то другое. Во-первых, от спермы солома не чернеет. Так не бывает.
– Я тоже так думаю. Но я всего лишь сын бедного мексиканского фермера.
– Однако криминалисты проводят экспертизу.
Юн кивнул.
– Прямо сейчас.
– И ты сообщишь мне результаты?
– Конечно. Теперь ты понимаешь, почему я сказал, что чем дальше, тем больше странностей.
– Дженни назвала это необъяснимым. – Ральф кашлянул, прочищая горло. – И не просто необъяснимым, а сверхъестественным. Она именно так и сказала.
– Моя Габриэла предполагает то же самое, – ответил Юн. – Может быть, это женское. Или наше, мексиканское.
Ральф удивленно приподнял брови.
– Sí, señor[9], – сказал Юн и рассмеялся. – Моя жена рано осталась без матери, и ее воспитывала abuela[10]. Габи выросла на старинных легендах и сказках. Когда я обсуждал с ней расследование, она сразу вспомнила страшилище, которым в Мексике пугают непослушных детишек. Вроде как был человек, умиравший от туберкулеза, и один мудрый старик, ermitaño[11], живущий в пустыне, сказал ему, что он сможет вылечиться, если будет пить кровь детей и растирать грудь и интимные части тела их жиром. Он так и сделал – и превратился в чудовище, и теперь живет вечно. Якобы он забирает только вредных и непослушных детей. Хватает их и запихивает в большой черный мешок. Габи мне рассказала, что, когда ей было лет семь, ее брат заболел скарлатиной и к ним домой пришел доктор, отчего у нее случилась истерика.
– Потому что у доктора был черный чемоданчик.
Юн кивнул.
– Не могу вспомнить, как его звали, это страшилище. Вертится на языке, но никак не дается. Теперь буду мучиться.
– Ты хочешь сказать, что убийца – чудище из детской страшилки?
– Конечно, нет. Хоть я и сын бедного мексиканского фермера, ну, или преуспевающего владельца крупнейшего в Амарилло автосалона, я все-таки не atontado[12]. Фрэнка Питерсона убил человек, простой смертный, как мы
