Мы с сыном вышли на восток, покинув город через массивные ворота, и двинулись по дороге к берегу реки, где у длинной пристани для торговых судов, приходящих из всех портов Северного моря, сгрудилась вереница строений. Там можно было купить корабль или древесину, снасти и деготь, парусину и рабов. Здесь было три таверны, в самой большой, «Утке», подавали эль, еду и шлюх, там-то я и сел за стол у двери, снаружи.
— Приятно снова видеть солнце, — поприветствовал меня Олла, хозяин.
— Увидеть немного эля будет еще приятней, — ответил я.
Олла ухмыльнулся.
— И тебя приятно видеть, господин. Только эль? У меня есть одна малышка, только что из Фризии.
— Только эль.
— Она не знает, чего лишилась, — сказал он и пошел за элем, а мы тем временем прислонились к стене таверны. Солнце припекало, отражаясь от реки, где вверх по течению медленно плыли лебеди. Неподалеку было привязано большое торговое судно, его мыли три полуголых раба. — Оно продается, — сказал Олла, когда принес эль.
— Тяжеловато на вид.
— Не судно, а зверь. А ты хочешь купить, господин?
— Не это, что-нибудь поскромнее.
— Цены нынче поднялись, — сказал Олла, — лучше подождать, пока ляжет снег, — он сел на стул напротив. — Хочешь есть? Моя жена сварила отличную рыбную похлебку и испекла свежий хлеб.
— Я хочу, — заявил мой сын.
— Рыбу или фризок? — спросил я.
— И то, и другое, но сначала рыбу.
Олла заколотил по столу, и из таверны вышла хорошенькая девчушка.
— Три миски похлебки, дорогуша, — сказал он, — и два свежих каравая. И кувшин эля, и масло, и подотри сопли. — Он подождал, пока та нырнет обратно. — Привез с собой молодых воинов, которым нужна жена, господин? — спросил он.
— Кучу, — ответил я, — включая этого болвана, — я махнул рукой на сына.
— Моя дочь, — сказал Олла, кивая в сторону двери, куда скрылась девчушка, — и хлопот с ней не оберешься. Вчера пыталась продать своего младшего брата Харульду.
Харульд был работорговцем из третьей сараюшки выше по течению.
— Надеюсь, она выручила хорошую сумму, — сказал я.
— Ага, торговаться она умеет. Собственных вшей продаст.
— Ханна! — крикнул он. — Ханна!
— Отец? — высунулась в дверной проем девчушка.
— Сколько тебе лет?
— Двенадцать, отец.
— Видал? — он перевел взгляд на меня. — В самом соку для замужества, — он наклонился и погладил спящего у его ног пса. — А ты, господин?
— Я уже женат.
Олла ухмыльнулся.
— Давненько ты не пил мой эль. Что привело тебя сюда?
— Я надеялся, что ты мне скажешь.
Он кивнул.
— Хорнекастр.
— Хорнекастр, — согласился я. — Я не знаю это место.
— Да там почти ничего и нет, — объяснил он. — Только старый форт.
— Римский? — предположил я.
— А чей же еще? Западные саксы теперь правят до самого Геваска, — мрачно заметил он, — и по каким-то причинам послали людей на север, аж до самого Хорнекастра. Устроились в старом форте, и до сих пор там, насколько я знаю.
— Сколько их?
— Порядочно. Три сотни? Четыре?
Это похоже на грозный отряд, но даже четырем сотням воинов придется постараться, чтобы покорить каменные стены Линдкольна.
— Мне сказали, что началась война, — с горечью бросил я. — Четыре сотни воинов, засевшие в форте, могут доставить неприятности, но вряд ли покончат с Нортумбрией.
— Вряд ли они явились сюда собирать маргаритки, — возразил Олла. — Они западные саксы, и пришли на нашу землю. Король Сигтрюгр не может просто позволить им остаться.
— Это верно, — я плеснул себе еще эля. — Ты знаешь, кто ими командует?
— Брунульф.
— Никогда о нем не слышал.
— Западный сакс, — сказал Олла. Сведения ему поставляли те, кто пьянствовал в таверне — в основном моряки с судов, ходящих по реке, но о Брунульфе он узнал от датской семьи, которую согнали с земли к северу от древнего форта. На ночь она нашла пристанище в «Утке», а потом отправилась дальше на север, к родным. — Он никого из них не убил, господин.
— Брунульф?
— Они сказали, он был любезен! Но всей деревне пришлось уйти. Конечно, скот они тоже потеряли.
— И дома.
— И дома, господин, но никто не получил ни царапины! Ни единого ребенка на забрали в рабство, женщин не насиловали, ничего такого.
— Какие милые налетчики, — сказал я.
— Ну вот, и твой зять, — продолжил Олла, — взял четыре сотни воинов и поскакал на юг, но я слышал, он тоже мягок. Предпочитает уговорить мерзавцев убраться из Хорнекастра и не начинать войну.
— Что, вдруг поумнел?
— Это всё твоя дочь, господин. Она настояла, что не стоит ворошить осиное гнездо.
— А вот и твоя дочь, — сказал я, когда Ханна принесла поднос с мисками и кувшинами.
— Поставь сюда, дорогуша, — велел Олла, хлопнув по столу.
— И сколько же Харульд предложил тебе за младшего брата? — поинтересовался я.
— Три шиллинга, господин.
Глаза у нее были светлые, волосы каштановые, а улыбка заразительная.
— Почему ты решила его продать?
— Потому что он просто дерьмо, господин.
Я засмеялся.
— Тогда тебе стоило взять деньги. Три шиллинга — хорошая цена за дерьмо.
— Отец бы мне не позволил, — она поморщилась, а потом сделала вид, будто ей только что пришла в голову отличная идея. — Может, возьмешь моего брата на службу, господин? Чтобы его прибили в битве?
— Убирайся, несносное создание, — рявкнул ее отец.
— Ханна! — позвал ее я. — Твой отец говорит, что ты готова к замужеству.
— Может, через годик, — быстро вставил Олла.
— Хочешь выйти за него? — спросил я, кивнув на сына.
— Нет, господин!
— Почему это?
— А он похож на тебя, господин, — усмехнулась она и скрылась.
Я засмеялся, а мой сын надулся.
— Я не похож на тебя, — сказал он.
— Нет, похож, — возразил Олла.
— Тогда да поможет мне Бог.
И да поможет бог Нортумбрии, подумал я. Брунульф? Я никогда о нем не слышал, но предполагал, что он достаточно опытен, раз ему доверили командование несколькими сотнями воинов. Но почему его послали в Хорнекастр? Король Эдуард хочет вызвать войну? Его сестра Этельфлед, может, и заключила мир с Сигтрюгром, но Уэссекс не подписывал соглашение, а желание некоторых саксов вторгнуться в Нортумбрию ни для кого не являлось тайной. Но послать несколько сот человек в Нортумбрию, почти на границу, вытеснить оттуда датчан, даже не устроив
