Когда я это рассказал, поэт-священник вздохнул.
— Почему у тебя не было лошадей, господин? Я думал, командир в бою всегда на коне.
— Не всегда.
— Но ведь вы могли бы взять лошадей?
— Это было бы непросто. — ответил я. — Холм крутой, а на выступе у Хибурга мало места для всадников, Хотя мы могли бы взять лошадей. Мы об этом думали, обсудили это с Сигтрюгром накануне вечером и решили не брать.
Отец Сельвин нахмурился.
— Но ведь ты бы лучше видел из седла?
— Да. — терпеливо стал объяснять я. — но мы знали, что битва предстоит жестокая, и возьми мы с Сигтрюгром лошадей, люди могли бы подумать, что при неудачном исходе мы готовы бежать. Оставаясь пешими, как и они, мы рисковали в точности так же, и они это понимали. Вот почему.
— А потом вы пошли на штурм того форта?
— Только когда допили весь эль. Мы притащили его на тот пригорок, А после этого, конечно, пошли в атаку.
Штурм возглавили Сварт и Сигтрюгр, Они повели вперед стену щитов, и как только она достигла первого рва, в них полетели копья, Я заметил, что со стен пускали совсем мало стрел, в основном тяжелые копья, было слышно, как наконечники гулко стучали о щиты. Задние ряды войска Сигтрюгра бросали копья обратно в защитников стены — скорее, пытаясь заставить их спрятаться за щитами, чем с надеждой кого-то убить.
Ко мне подошел Катвульф, охотник из Беббанбурга, командир моих лучников.
— Нам стрелять из луков, господин?
Хромота не мешала жилистому и загорелому Катвульфу быть самым метким лучником.
— Сколько у вас стрел?
Катвульф сплюнул.
— Маловато, господин. Может, по полсотни у каждого.
Я поморщился.
— Берегите стрелы. Видишь тот дальний угол? — Я мотнул головой на север. Он казался таким далеким. — Начинайте стрелять, когда мы начнем его штурмовать. Не раньше. — Подняв голову, я увидел, что сквозь рассеивающийся туман проглянуло тусклое солнце. — Успеете подсушить тетивы.
— Я хранил их под шапкой. — ответил Катвульф. — и потому они довольно сухие, но благослови тебя Бог, господин.
Наша стена щитов огибала форт, и мы видели северную часть длинной стены, проходящей вдоль долины Тинана, Нижняя часть стены была сложена из камней, но за долгие годы верхние уровни растащили на фундаменты для амбаров или домов, и потому верхнюю часть достроили неотесанными толстыми бревнами. На длинной стене было полно воинов, слишком много, но я обещал Сигтрюгру убрать их с бастиона, когда он пойдет в атаку, и пришло время исполнять обещание.
Воины Сигтрюгра под градом копий перебирались через рвы, прикрываясь щитами. Застревая в ивовых досках, копья делали щиты неуклюжими и тяжелыми, Я услышал крик Сварта, призывавшего идти вперед. Это оказалось непросто. Рвы были глубокими, а их откосы — скользкими и крутыми, В приземистой башне на углу форта засели двое и швыряли вниз копья, которые им подносили из крепости.
— Катвульф. — позвал я. — можешь подстрелить этих двух ублюдков?
Катвульф выбрал стрелу, наложил на тетиву, глубоко вздохнул, натянул короткий лук, задержал дыхание и выпустил стрелу. Ближайший воин на башне как раз собирался метнуть копье. Стрела попала в шлем. Он резко отшатнулся, дернулся, и вторая стрела пронзила его нос. Он повалился, схватившись за рану. Второй копейщик нырнул за стену.
— А я собирался прибить обоих. — проворчал Катвульф.
— Ты молодец. — сказал я и увидел, что строй воинов Сигтрюгра пересек уже пять из семи рвов.
Пора выступать и мне, понял я. Никогда мне настолько не хотелось сражаться, даже мысль о мести за смерть Стиорры оставляла меня равнодушным. Это все проклятье, подумал я и припомнил пророчество Снорри про гибель двух королей, Я достал из ножен Вздох Змея, стараясь забыть о проклятии, и призвал своих воинов выступать.
По смертному холму к крепостной стене Двинулся храбрецов отряд. Шли только вперед, шли под птичий крик И под волчий вой, да под щитов стук, С копьем, под бодрый зов. Проспись, мой верный строй, В руке свой щит, сожми, Настал твой час, герой. К победе путь держи!— Я никогда не призывал их быть героями. — возразил я. — Нет смысла говорить людям такое. Боевым кличем не сделаешь воина храбрецом.
— Это просто. — начал оправдываться юный священник.
—, песнь. — закончил я. — Понимаю. — Я улыбнулся. Мне нравился отец Сельвин. — Смелость преодолевает страх. — сказал я. — и я не знаю, как это происходит. Конечно, помогает чувство долга и нежелание подвести товарищей. Но настоящая храбрость — это вид безумия.
— Безумия, господин?
— Ты будто видишь себя со стороны и не можешь поверить в то, что делаешь. Ты знаешь, что можешь погибнуть, но продолжаешь сражаться. Безумие битвы. Вот каковы ульфхеднары, только они, чтобы наполнить себя безумием, используют белену, эль или грибы. Но в каждом сеть немного безумия, иначе мы бы просто поддались страху.
Священник нахмурился.
— Хочешь сказать. — он колебался, не смея произнести то, о чем подумал. — хочешь сказать, господин, что вы испугались?
— Конечно же, я испугался. — сознался я. — Я был просто в ужасе! Мы ввязались в проигрышное сражение в неудачном месте, Скёлль хорошо все спланировал, Он позволил нам подойти. Не вступил с нами в бой, когда мы приблизились. Он хотел, чтобы мы оказались под его стенами, чтобы нас перебили в его рвах, а мы, как глупцы, поступили именно так, как он хотел, Я знал, что мы проиграем.
— Ты знал. — попытался спросить священник.
— Но все же мы должны были драться. — прервал его я. — Мы не могли отступить, нас бы преследовали, загнали в угол и уничтожили, и нам пришлось побеждать. Это судьба. Да, я знал, мы можем проиграть. Мы совершили ошибку и были обречены, но есть лишь один путь из такой передряги, И этот путь нужно прорубить.
Мы шли вперед, и, как я сказал отцу Сельвину, я чувствовал, что мы обречены. Мы двигались вниз вдоль стены форта, и это означало, что придется пересечь то место, где рвы и валы огибают башню. Мы бежали вдоль валов, не пересекая их, а потому — быстро. Помню, как я удивился, что внезапно все оказалось так легко. Справа полетели копья, но воткнулись в землю или ударили в щиты, а потом мы повернули, пересекли два рва и оказались под стеной, И тут все осложнилось.
— Топоры. — крикнул я.
Самых сильных и высоких воинов я вооружил секирами с бородкой и широким клинком на длинном топорище. Каждое топорище — длиной с копье, и это делало оружие ужасно неуклюжим, но воины знали, как его использовать. Передняя шеренга остановилась перед стеной, топоры и копья норвежцев застучали по нашим щитам. Крепостная стена была не намного выше человеческого роста, а значит, воины
