Ужинать пришлось холодным мясом и сухими лепешками, потому что разводить костер во второй раз никто из побратимов не решился. Тяжело дышащих коней с трудом успокоили, щедро намазали морды все той же эльфийской мазью, не пожалев недельного запаса, специально прихваченного из дома. Затем привычно распределили стражу, вполголоса высказали все, что думают о здешней ненормальной природе, и, закутавшись в плащи, наконец-то уснули. Но самое страшное началось с рассветом, когда неожиданно выяснилось сразу несколько вещей.
Ушедший накануне Ивер все еще где-то бродил в поисках раненого им пацана. Остальным по такому случаю придется задержаться на неопределенное время и, скорее всего, опоздать на встречу с нанимателем. Ночью какая-то пронырливая тварь сумела прогрызть один из мешков и основательно подпортить припасы. Обожравшиеся речной травой кони как-то странно икают и пошатываются, будто с перепоя. Покусанные гнусом места подозрительно быстро принялись распухать, краснеть и совершенно дико чесаться.
Открыв глаза, Стрегон осторожно коснулся раздувшегося лица и вздрогнул от ощущения, что трогает гигантскую переспелую сливу. После чего сухо констатировал, что у местных кровопийц, похоже, в слюне содержится какой-то яд. Не смертельный, конечно, иначе они бы просто не проснулись, но его вполне хватило, чтобы руки, шея и все остальное, что было подвержено массированной атаке, отекло до невозможных размеров. Вдобавок каждое прикосновение отзывалось такой сумасшедшей болью, что хотелось безудержно взвыть. Но, что страшнее всего, появился и начал стремительно усиливаться немилосердный зуд, который было невозможно унять. А просто почесать пострадавшее место не выходило из-за боли.
Стрегон посмотрел на безобразно оплывшего Лакра; на его толстые, похожие на уродливых червей пальцы, которыми теперь не только тетиву не натянешь, а даже руку в кулак не сожмешь; воочию убедился, что остальные пострадали не меньше, и со всей ясностью понял, как выглядит сам. Ругнулся про себя, конечно, недобрым словом помянул остроухих целителей, состряпавших такое никчемное зелье, и местных мошек, оказавшихся к нему абсолютно невосприимчивыми. После чего оперся спиной на ближайшее дерево, откинул назад гудящую голову и ненадолго отрешился от реальности, чтобы не повторить недавней ошибки Ивера: не сорваться. Ему нужно было немного времени, чтобы все переосмыслить и решить, как исправить ситуацию. Хотя, судя по всему, исправить ее уже не удастся: ночевать у реки они вызвались сами.
Одно хорошо: спасенные кони, хоть и таращились друг на друга, как ланниец с занийцем из байки, обнаружившие поутру, что с перепоя спали в одной постели, все же выглядели не настолько плохо, чтобы нельзя было продолжить путь. А еще хорошо, что пропавший на целую ночь побратим в конце концов все же вернулся из леса. Правда, бледный, осунувшийся, с огромным синяком на левой скуле, тоже жестоко покусанный и изрядно опухший, зато с победой: за ним, к нескрываемому изумлению братьев, шел, беззаботно посвистывая, «раненый» Белик. Тот самый, которого зацепил на излете арбалетный болт и который так громко стонал, когда убегал вчера на своем перепуганном звере.
Кстати, зверь тоже явился — довольный, сытый, лоснящийся от необъяснимого удовольствия. Хотя если предположить, что свое «украшение» Ивер получил именно от него, то, наверное, можно понять, почему агрессивный конь был так благодушен.
— Ого! — неприлично присвистнула Белка, едва шагнув на поляну. — Я-то думал, тут стадо лосей к водопою побежало, проломив просеку до самой реки. А это, оказывается, вы постарались! Что? Опять в догонялки играли? С комарами в салочки резвились?
Лакр быстро обернулся на голос:
— Ты?!!
— Мама дорогая… Рыжий, ты похож на перезрелую грушу! — восхищенно ахнула она снова, внимательнее рассмотрев его плачевный вид. — Сроду такого не видал, чтоб всего за одну ночь и — такой натюрморт! Что ты вчера ел, что поутру так разнесло?!
— Белик! Ты что, живой?! — вместо ответа остолбенел Лакр. — Но как же… а… Ивер?! Он же…
— Промазал, — с удовольствием сообщила она, краешком глаза видя, как сдулся несчастный стрелок. — В кои-то веки бездарно пальнул в «молоко». Зато пробил, зараза, мне флягу и испортил такое вино… Ух я с вас за него потом спрошу! Это ж «Лунная заря»! Выдержка — почти лет сто! Еле-еле у одного знакомого гнома глоточек выпросил! Стольким пожертвовал, чтоб сохранить! Посмаковать надеялся, поблаженствовать! Ему ж цены не было, а этот варвар…
Белка едва не хихикнула при виде вытянувшихся лиц братьев.
— Как вино? — неверяще переспросил Терг.
Да неужели Ивер промахнулся?! Ивер, с которым даже братья Сторожа не рисковали соперничать?!
— А вот так. Флягу навылет прошило, от донышка одно название осталось, пришлось выбросить. Да что толку: вино-то тю-тю. Все штаны мне испортило, бок Куршу намочило. Пришлось отмываться и чиститься, а он знаешь как этого не любит?
— Но как же заклятие?!
— Ах, это… — смущенно потупилась Белка. — Да как вам сказать… ну, в общем… не сработало ваше заклятие. Испортилось, что ли? Не знаю, я не маг. Только меня не задело, а от Куршика вовсе отскочило. Здорово, да? Я не говорил, что на него не действует магия?
— Нет, — дрогнувшим голосом отозвался Брон.
— Ну, значит, забыл. На самом деле это — врожденная особенность всех, кто родился и вырос в пределах. В том числе и моего малыша. Так что когда Ивер по нам сдуру пальнул, заклятие взяло и отскочило, а потом с удвоенной силой шарахнуло по тому, что оказалось рядом, — по деревьям. Я с утра специально сходил посмотрел — три ствола начисто сожрало. Но это ж какая силища в ваших татуировках, что позволяет долбить не слабее заклятий остроухих?!
Брон с немалым трудом приподнял гудящую голову и простонал:
— Так что ж ты, гад, тогда орал-то?!
— Да с перепугу, — бодро сообщила она. — Кто ж знал, что у Ивера такие слабые нервы? Вот я и удрал, пока чего еще в спину не прилетело. Отдохнул, поспал, перекусил малость, а потом
