— Стервец он, — мрачно пояснил Ивер. — И отменная язва.
— А скажи-ка мне, брат: если бы ты знал, кто мы и на что способны… если бы знал о заказе и о том, что мы из-за него полмира перевернули вверх дном… если бы напрямую столкнулся с нашими рунами, а потом еще и обещание словил стать на голову короче от нашего вожака… ты бы рискнул нарываться так, как это сделал Белик? И вчера, и сегодня? Когда любому безумцу ясно, что Стрегон не просто так получил высшего мастера? А?
— Что ты хочешь сказать?
— Просто пытаюсь понять, зачем Белик это делает!
— Натура у него такая, — проворчал Брон, облизнув треснувшую губу, на которой выступила крохотная капелька крови. — В детстве мало пороли, вот и считает, что все дозволено.
Лакр только вздохнул.
— Стрегон, что будем делать?
— Идем за ним, — шевельнул плечом вожак. — Что еще остается?
Нужный пригорок они нашли часа через два — уставшие, злые, измучившиеся от жжения и немилосердного зуда, который становился тем сильнее, чем явственнее припекало жаркое солнце.
Лакр даже принялся подсчитывать дни, чтобы убедиться, что в этот сезон погода не должна быть столь теплой: начало весны, слякоть, дожди, промозглые ветры… так было в Интарисе. Но как только через горы перешли, словно в другом мире оказались. В мире, где тепло, относительно сухо и дороги не похожи на болото.
В конце концов он решил, что Драконий хребет виноват: вроде как тяжелые облака и холодные ветра задерживает. За все дни, что они провели в Дексаре, дождевых облаков было мало: так, пару раз покапало сверху, а если и пролилось хорошенько, то лишь однажды, в Белых Озерах. Тогда как в остальное время погода была удивительно мягкой.
Вот и сейчас: солнце по-настоящему летнее, еще не злое, но уже чересчур горячее для ранней весны. Трава вымахала чуть ли не по пояс. Деревья высоченные, заросшие мхом от корней. Ветки мощные, листва сочная и до того жирная, что хоть ешь. Земля рыхлая, роскошная — одно удовольствие сеять. Мошкара бодрая, отвратительно живучая. Птичье многоголосье не смолкает ни на миг. Стрекозы нагло летают перед самыми конскими мордами. Пару раз он даже змей углядел, что переплелись в брачном танце, хотя для них еще не сезон… Казалось бы, надо наслаждаться и радоваться такому подарку, однако именно сегодня ланнийцу было не до любования природными красотами.
При виде еще более красных, чем поутру, и еще сильнее отекших попутчиков Белка только головой покачала, но комментировать не стала: пожалела. Даже от костра не отошла, где весьма неаппетитно булькало какое-то грязно-зеленое месиво. Лишь мельком покосилась на взбирающихся по откосу коней, оценила сердитые щелочки глаз наемников, где прямо-таки горело клятвенное обещание немедленно убить идиота, который посмеет снова съязвить. Терпеливо подождала, пока они спешатся, бросят мешки и отпустят утомленных духотой скакунов, и только потом кивнула:
— Устраивайтесь. Раз приперлись, попробую что-нибудь сделать с вашими пышущими добротой физиономиями, на которых прямо-таки читается любовь к ближнему.
Скинув вещи под ближайшим деревом, Лакр подозрительно покосился:
— Ты что это делаешь?
— А ты хочешь еще три дня пугать местных леших? — насмешливо хмыкнула она.
— Нет. Но что-то мне подсказывает, что от твоей помощи этот небольшой в общем-то срок вполне может растянуться еще на пару недель.
Белка удивленно округлила глаза:
— Ого. Даже не рискнешь попробовать? С такой-то физиономией, которая того и гляди пополам треснет? Когда там потом еще язвы откроются, а на них всякая зараза прилипнет, которую никакой магией не залечишь? Да неужто тебе собственная морда не дорога? Хочешь, чтоб на ней потом такие рубцы остались, будто ты с хмерой целовался?
Братья быстро переглянулись, подозревая очередной подвох.
— Конечно, бывают и те, кому все равно, — продолжила рассуждать Белка, помешивая варево палкой. — Я, например, однажды такую тетку видел, которой даже нравилось, когда к ней приходили с мордами еще почище, чем у вас сейчас. Так вот, она, чтобы получше рассмотреть, всегда делала…
— Какие еще язвы? — наконец уточнил осторожный Брон.
— Что?
— Ты что-то говорил про язвы.
— А-а-а, — немедленно закивала Белка. — Конечно, язвы: большие, глубокие и жутко болезненные. К примеру, одна выскочит на лбу, вторая — под глазом, и все — считай, ни одна красотка в твою сторону больше не посмотрит. Не говоря уж о том, что если на веко переползет… а они могут, могут… Тогда и вовсе ослепнешь. Хотя ежели кто желает себя разукрасить, то я разве отговаривать буду? Мне с вами не жить, дружбу не водить, через пару дней вообще брошу и по своим делам двину. Но потом не говорите, что вас не предупреждали!
Побратимы переглянулись снова, на этот раз — с сомнением, но доверять стервецу, который никогда не упустит случая поизмываться, было опрометчиво.
— Что в котле? — наконец рискнул поинтересоваться Лакр, осторожно принюхиваясь. — Пахнет, знаешь ли, не больно хорошо.
— А где ты видел, чтоб лекарство розами благоухало? — удивилась Белка. — Не хочешь — не надо, никто не заставляет. Я и вылить могу, ежели никому не требуется.
— А у меня потом живот не прихватит от твоего лекарства?
Она только хихикнула:
— Да кто ж тебя знает? Вдруг слишком нежный окажешься? А я на глаз травки-то накидал… Но ты о другом подумай: морда-то все равно важнее, чем изгаженные кусты. Чего тебе терять?
Лакр сердито засопел:
— Не хочу я такую гадость в рот брать.
— А я разве сказал, что ее надо пить?
— А разве нет?
— Гм, — хитро прищурилась Белка, снимая котелок с огня. — Вообще-то ее надо на морду намазывать… ну, и туда, где покусали. Даже на… э-э-э… Ну вы поняли.
Терг только сплюнул: вот гаденыш!
— А что? Я ж спросил только для того, чтобы знать, куда вам еще это зелье намазывать, кроме морд, рук и шеи. Признаться, мне бы не хотелось через пару часов обнаружить, что кто-то из вас, неразумных братцев, вдруг не сможет нормально сидеть в седле.
