Стрегон чуть нахмурился:
— Что, все так плохо?
— Да уж не слишком хорошо, — невесело усмехнулся воин. — Когда среди обычных патрулей вдруг натыкаешься на ушастого мага, тогда понимаешь: что-то у них не ладится на границе.
— И давно это происходит?
— Да лет десять. Может, двенадцать. Я тогда еще только начинал, едва-едва в рейды наловчился ходить. Потом вот сюда сманили. Но по межлесью сам частенько хожу и вижу, что зверье там тоже меняется. С каждым годом все злее, настойчивее, так и провожает глазами в спину. С ходу пока не бросаются, как будто ждут чего-то. Аж мороз, бывает, по коже дерет. Так что поосторожней там. До следующей заставы не тяните, лишних остановок не делайте. Если амулеты при себе сильные есть, то приглушите, чтобы никого не приманить. Может, вам вообще лучше к каравану примкнуть, потому что на большие группы даже то зверье редко зарится. Чаще всего одиночек утаскивают. Да и из наших кто-нибудь пойдет караван проводить: все ж у нас опыта в этом деле немало.
— Спасибо, учту, — задумчиво кивнул Стрегон.
Незнакомый воин вернул бумаги, кивком подтвердив, что все в порядке, и отошел, а Стрегон какое-то время напряженно размышлял. Правда, предложение насчет каравана всерьез не рассматривал: все равно они скоро свернут. Однако стоило принять меры на случай, если тварь действительно бродит где-то поблизости. Особенно в отношении одного мелкого, беспечного и самоуверенного любителя ночных прогулок, который просто обожает совать свой длинный нос в дела, которые его совершенно не касаются.
От размышлений Стрегона отвлек странный шум, раздавшийся со стороны небольшого строения, оказавшегося низенькой, буквально врытой в землю кузней. Стояла она последней, почти теряясь на фоне казарм и высокого забора. Но при этом стены у нее были толстые, каменные. Пристроенная сбоку стойка с добротным навесом увешана помятыми доспехами и завалена сломанными железками. Возле нее возвышалась массивная поленница. Наружная дверь оказалась маленькой и низкой, деревянной, с трудом открывающейся по причине того, что при каждом движении царапала нижним краем твердую землю. Над крышей вился сизый дымок, говорящий о том, что кузнец, как всегда, очень занят. Слышался стук молотков, тихое шипение раскаленного металла… Вернее, они слышались оттуда до недавнего времени. Потом на какое-то время звуки прекратились, а еще через пару минут изнутри донесся вопль:
— Ах ты, зараза! Ты что делаешь?
Побратимы изумленно обернулись на шум.
— Как посмел?
Следом недоуменно обернулись и купец с собеседником, и остальные, кто был во дворе. Удивленно приподняли морды кони. Люди непонимающе переглянулись, не сразу сообразив, что же могло разозлить местного кузнеца. Но потом со стороны кузни раздался отвратительный скрежет, будто кто-то надвое рвал толстый железный лист, что-то упало, задребезжав и с грохотом покатившись. Наконец, из трубы вырвалось облако густого черного дыма, а все тот же бас в совершеннейшем бешенстве взревел:
— Ах ты, мерзавец! Я тебе покажу, как таскать мои слитки!
Бух!
— Я тебе дам «не дозрели»! Я тебя отучу воровать заготовки и говорить, что можно было получше!
Ба-бах!
У Стрегона нехорошо заныло под ложечкой. Он отлично знал, кто умеет так неистово орать, столь трепетно относится к своей работе, ненавидит, когда его отвлекают от наковальни, и приходит в неконтролируемую ярость, если какой-нибудь дурак посмеет вякнуть, что он что-то неправильно или недостаточно хорошо сделал. Ведь характер гномов совершенно не изменился со временем. Даже за последние пять веков, когда они стали селиться рядом с людьми.
Лакр, прямо-таки нутром чуя грядущие проблемы, торопливо огляделся. Быстро обвел глазами рейдеров, начавших стягиваться к гремящей и ходящей ходуном кузне, невозмутимого грамарца, звучно объедающего какой-то куст у забора, и особенно пустое седло. А потом издал странный звук. Боже… только одно существо во всем мире способно так кого-то довести!
— А ну, стой! Стой, кому сказал! Не тро-о-ожь!
В ответ донесся испуганный писк, еще раз грохнула опрокинутая стойка с железками. Следом взревел оскорбленный до глубины души гном, а затем дверь кузни с визгом распахнулась, едва не развалившись на отдельные доски, и оттуда с вытаращенными глазами вылетела хрупкая фигурка, за которой с молотом наперевес несся седой как лунь, с ног до головы покрытый пятнами сажи и пышущий жаждой мести кузнец.
— Стоять! — рыкнул взбешенный гном, когда Белка с поразительной скоростью ринулась прочь. — Стой, гаденыш!
— Мама…
— Мерзавец! — опасно замахнулся бородач. — Только попадись мне в руки!
— Ой! Что ж за день такой… Ни за что ни про что ребенка обижают…
— Убью!
— Ай, спасите-помогите!..
И тут народ словно очнулся: охнув при мысли о том, что останется от дурного мальчишки, если седобородый гном заденет его хотя бы пальцем, наперерез кузнецу, ничуть не убоявшись чудовищного молота, кинулись сразу десяток рейдеров. Выругавшись, туда рванули и те, кто занимался с караваном, и их начальник, и незнакомый воин, с которым только что беседовал Стрегон. Заслонили собой пацана, навалились на гнома со всех сторон, во весь голос что-то крича в ухо ревущему от ярости бородачу, окружили его, как собаки — матерого медведя. И повисли на гноме, стараясь дать время перепуганному мальцу убежать.
Белка, домчавшись до братьев, проворно заскочила за спину помрачневшего Стрегона и клещом вцепилась в его рукав.
— Мама дорогая… Что ж за народ эти гномы?! Даже слова нельзя сказать…
— Ты что сделал?! — моментально вызверился Терг, с тревогой следя за тем, как рычит и беснуется удерживаемый рейдерами гном.
— Ничего. Только на заготовочки поглядел, потрогал…
— Что?! — неверяще ахнул Лакр. — Ты б его еще дураком обозвал!
— Я и обозвал, — Белка громко шмыгнула носом, — когда увидел, чем он занимается. А чего он дерется-то? Чего сразу орать и руки ко мне тянуть, как будто любимого родича встретил? Подумаешь, сказал, что он почти перекалил клинок! Разве это повод, чтобы кидаться в меня теми слитками?!
Наемники дружно застонали.
— Белик…
— Да! — Белка воинственно вскинула голову. — Кто ж виноват, что там упал тот доспех? Или стойка с мечами, когда я за нее зацепился? И потом — тот кусок ржавого железа он первый кинул! И вообще, я только уворачивался!
Она отдышалась, отлично понимая, что на глазах
