— Погодите, — неожиданно нахмурился едущий впереди Ивер. — Кажется, след уходит?
Наемники остановились и закружили на дороге. Лакр спрыгнул на землю, походил по окрестностям, но вскоре подтвердил: действительно, с этого места след становился совсем неразличимым, а немного дальше обрывался совсем. Однако снова объявлялся по левую сторону от дороги, на приличном расстоянии, будто вороной туда на крыльях перелетел. И продолжался уже в траве, уходя строго на север.
Поначалу братья рассердились, подозревая, что это — очередное издевательство. Намазались соком здешнего можжевельника и, процедив сквозь зубы очередное проклятье в адрес проводника, двинулись следом. Однако скоро Лакр, а за ним и Ивер смогли убедиться — Белик их не бросил. В одном месте виднелся отчетливый след Куршева копыта, в другом — появлялась намеренно согнутая веточка. На коре виднелись следы клыков, а на звериных тропках порой обнаруживалась сложенная из мелких камушков и шишек стрелка.
Стрелочки братья, разумеется, стирали. На следы огромных зубов старались не смотреть. Да и другие следы убирали, чтобы ни у кого и мысли не возникло интересоваться их дальнейшими планами. Разумеется, для этого пришлось изрядно попотеть. Брону — вывозиться в земле, стрелкам — напрячь зрение, а остальным — поработать руками, расчищая дорогу среди зеленых джунглей. Однако, поразмыслив и придя к выводу, что мальчишка хоть и свредничал, все же не оставил их без подсказок, злиться на него перестали.
Белика они нашли часа через два на живописной лужайке возле какой-то речушки, которая в этом месте текла почти параллельно тракту. Насупившийся пацан бесцельно бродил вдоль берега, раздраженно стряхивая прозрачные капли с мокрых волос, пиная мелкие камушки и весьма неодобрительно посматривая в сторону азартно плескавшегося Курша.
Стрегон удивленно приподнял брови, издалека наблюдая за тем, как резвится здоровенный зверь: он восторженно скакал, счастливо плескался в туче брызг, по самые уши погружал морду в воду и ловко подцеплял на клыки крупную рыбу, которой здесь, судя по всему, водилось в достатке. Седла на нем конечно же не было, от узды Белик его тоже освободил, но и выловленную повизгивающим от восторга грамарцем добычу, кажется, не слишком приветствовал.
— Ну и куда нам столько? — спросила Белка, когда Курш с гордостью выволок на берег огромного сома. — Сам не съешь, я не люблю, волков кормить глупо… разве что вон тем, которые с конями прутся, сбагрить? Им все равно, чего жевать, да и голодные всегда… но даже они всю твою рыбу не съедят. Давай кого-нибудь выбросим?
Курш, торопливо откусив добыче голову, возмущенно рыкнул. Еще чего! Столько трудов — и все впустую?! Да ни за что! Подтверждая свое решение, он жадно хватанул широкой пастью сразу две крупные рыбины и принялся демонстративно жевать, всем видом показывая, что умрет от обжорства, но ни одну не выпустит.
— Жадина, — вздохнула Белка, краем глаза следя за приближающимися братьями. — Как я тебя только терплю?
— Мрр-грр!
— Да-да. Жадина, скряга и крохобор.
Курш на мгновение замер, позабыв про торчащий между зубов рыбий плавник. Задумался, помахал хвостом, стряхивая с боков надоедливых оводов, не оттого, что мешали, а просто из неприязни к этим приставучим гадам, внимательно посмотрел на хозяйку и вдруг выплюнул то, что еще не доел. После чего схватил самую крупную свою добычу, которой особенно гордился, подошел и очень осторожно положил к ногам хозяйки.
— Да не в этом смысле, дурачок, — наконец улыбнулась она. А затем обняла и потрепала грамарца по холке. — Никогда в тебе не сомневался. Ворчу я, понимаешь? Просто ворчу.
Курш вопросительно рыкнул.
— Нет. Зато я не хочу, чтобы у тебя потом болел живот.
— Грр?
— Когда вернемся, — строго посмотрела она, и Курш понятливо всхрапнул.
После чего потерся носом о ее плечо, хитро оскалился, когда хозяйка брезгливо отпихнула его перепачканную морду подальше, а потом бодро потрусил относить трепыхающуюся рыбу обратно в реку. В самом деле, куда им столько? И чего это он разошелся?
Когда побратимы выбрались на лужайку, Курш почти полностью очистил берег, оставив лишь три особенно жирные большие рыбины и пару десятков рыбешек-плавунцов. Белка, морщась от запаха, подставила пустой мешок, скакун так же быстро покидал туда добычу. Потом тщательно прополоскал морду в реке и, обернувшись, нетерпеливо притопнул копытом.
— Идем, идем, — кивнула Белка, поднимая и без видимых усилий швыряя ему тяжелое седло. Грамарец ловко поймал его широкой пастью, вздернул голову повыше, чтобы не намочить, и, рассекая волны подобно величественному айсбергу, уверенно двинулся на ту сторону речки. Поскольку та действительно оказалась неглубокой и узкой, он очень быстро достиг противоположного берега. Бережно уложил седло повыше, убедился, что не испортил зубами, отряхнулся по-собачьи и с разбегу бросился обратно в воду.
Едва Стрегон спешился, Белка схватила спрятанные в траве ножны и, как только Курш выскочил из реки, шагнула навстречу. Грамарец привычно пригнулся, она ловко вскочила ему на спину, но не села верхом, как принято, а двинулась на ту сторону стоя, уверенно балансируя на широкой спине и словно не замечая отвисших челюстей наемников.
— Обалдеть! — растерянно пробормотал Лакр, но достоинству оценив этот акробатический трюк. — Я-то думал, мы хоть коням дадим передохнуть, а они… гляди, чего вытворяют!
Стрегон не ответил, но мысленно согласился с побратимом, потому что на месте Белика точно не решился бы на такое безумие. Лучше уж штаны намочить, но не рисковать свалиться с конской спины в холодную воду. Ведь речка, хоть и неглубокая, все же быстрая: чуть пошатнется конь, и все — выплывай потом самостоятельно. Если, конечно, с течением справишься.
Белка тем временем без труда выбралась на сухое, ловко спрыгнула на землю, после чего снова уселась на траву, ожидая, пока до шестерых тугодумов дойдет, и беззаботно засвистела. Курш, насмешливо оглядев топчущихся на том берегу наемников, злорадно оскалился, но, уловив движение бровей хозяйки, отряхнулся и принялся носиться по кругу, чтобы поскорее обсохнуть и чтобы седло за неблизкий путь не помешало ему бежать. Натереть, конечно, спину не натрет, потому что шкуру ему не всякой стрелой можно поцарапать, но все равно удовольствия такая дорога не доставит.
Братья только вздохнули,
