менял простыни, которые тут же становились мокрыми от пота. Он даже обмывал меня. Мне было неловко снимать при нем перепачканное кровью нижнее белье. «Обыкновенная кровь», – невозмутимо заявлял он. Я не спорила и не возражала. Не было сил. Каждое движение отзывалось болью. Боль туманила разум, путала мысли.

Где-то в конце мучительной недели я вдруг подумала: раз такое со мной случилось, значит я не беременна. Риз исправно пил противозачаточное снадобье, оберегая меня от зачатия. Но фэйские женщины беременели редко. Зачать ребенка для них было делом нелегким. Я и не торопилась становиться матерью. Правда, иногда возникала мысль: если я буду дожидаться душевной готовности к деторождению, не накажет ли меня судьба за проволочки?

Я не забыла, в чьем обличье показался нам Косторез. Риз тоже помнил.

Но он не подгонял меня и не задавал вопросов. Мне хотелось сполна насладиться жизнью с ним, прежде чем у нас появятся дети. Однажды я сказала ему об этом. Те же слова я могла бы повторить и сейчас. Впереди было еще столько дел. Мы не замечали, как пролетают дни. Сама мысль о ребенке… это не вязалось с нашей нынешней жизнью. Конечно, вместе с беременностью изменились бы и мои рассуждения. Фэйцы относились к появлению детей как к редким подаркам судьбы. Но пока… уж лучше я буду дважды в год выдерживать пытки и помогать проходить через них сестрам.

Я не стремилась заводить с Нестой и Элайной разговор о том, чем организм фэйской женщины отличается от человеческого. Но кто еще им объяснит? Должна признаться: нам троим было не по себе.

Неста лишь молча смотрела на меня: холодно, не мигая. Элайна покраснела и что-то пробормотала про несвоевременность подобных разговоров. Она ошибалась. Мои сестры превратились в фэек почти полгода назад. Скоро и их скрючит. Правда, я была заново рожденной, а они – сотворенными Котлом. Возможно, у них все пройдет по-другому.

Надо будет втолковать Несте, чтобы не таилась и обязательно сообщила, когда эта напасть придет и к ней. Я не хотела оставлять ее наедине с изматывающей болью. И потом, я сомневалась, что она в одиночку выдержит такие мучения.

Элайна – та деликатно спровадит Ласэна, когда он захочет помочь. Она и в обычные дни самым деликатным образом спроваживала его. Никаких ссор, никаких оскорблений. Элайна игнорировала его или ограничивалась несколькими фразами, пока Ласэн не улавливал намек и не уходил. Насколько знаю, после войны он не делал попыток коснуться ее руки, не говоря о чем-то большем. Элайна не нуждалась в его обществе. Она ухаживала за садами, молчаливо скорбя о потерянной смертной жизни. И о Грасэне.

Не знаю, как Ласэн все это выдерживал. Он ждал, не пытаясь перебрасывать мост через пропасть, которая разделяла его и Элайну.

– Куда ты сегодня ходила? – спросил Риз, допивая вино.

Если я захочу рассказать, он выслушает. Если нет – допытываться не станет. У нас с самого начала сложилась молчаливая договоренность: выслушивать, когда другому это необходимо, и не вторгаться во внутреннее пространство другого. Риз и сейчас медленно, ценой душевных усилий, рассказывал мне о том, что́ вытворяли с ним в Подгорье и что он видел при дворе Амаранты. Были ночи, когда я поцелуями убирала слезы с его щек.

Но то, о чем я хотела поговорить, не было такой уж трудной темой.

– Я думала об Элайне, – сказала я, прислоняясь к столу. – И о Ласэне.

Риз терпеливо, не перебивая, выслушал меня и задумался.

– Ласэн будет праздновать с нами?

– А что плохого, если да?

Риз хмыкнул и еще плотнее сжал крылья. И как только он выдерживал холод, летая на такой высоте? Даже магический щит полностью не уберегал его от пронизывающего ветра. В последние недели я несколько раз пыталась подняться в воздух, но выдерживала считаные минуты. Исключением стал наш перелет из Дома ветра сюда. Правда, такой способ обогрева годился не всегда и не везде.

– Я способен вытерпеть его присутствие, – наконец сказал Риз.

– Он будет счастлив услышать это волнующее признание.

Улыбка Риза магнитом притянула меня. Я встала перед ним. Риз коснулся моих бедер.

– Я могу воздержаться от язвительных замечаний, – продолжал Риз, внимательно следя за моим лицом. – И даже забыть, что он лелеет надежду однажды вернуться к Тамлину. А вот то, как он обращался с тобой после Подгорья, я забыть не могу.

– Я забыла. И простила.

– В таком случае ты простишь и мою неспособность оставить это в прошлом.

Звезды в фиолетовых глазах подернулись мглой.

– Ты до сих пор едва способен разговаривать с Нестой, – сказала я. – Почему с Элайной ты ведешь себя совсем по-другому? С ней ты – сама учтивость.

– Элайна – это Элайна.

– Уж если ты обвиняешь одну, обвиняй и вторую.

– Не стану. Повторяю: Элайна – это Элайна. А Неста… она – иллирианка. Можешь счесть мои слова комплиментом, но у нее иллирианское сердце. И оправдания ее поведению нет.

– Риз, этим летом она более чем искупила вину передо мной.

– Я не способен простить никого, кто вынуждал тебя страдать.

Холодные, жестокие слова, произнесенные с потрясающей непринужденностью.

Между тем Риз с равнодушием относился к тем, кто вынуждал страдать его самого. Я провела пальцами по узорам татуировки на его мускулистой груди, повторяя очертание извилистых линий.

– Они – мои сестры. Когда-нибудь тебе придется простить Несту.

Риз уперся лбом мне в грудь и обнял за талию. Я вдыхала запах его волос.

– Может, преподнести тебе такой подарок на День зимнего солнцестояния? – пробормотал он. – Простить Несту за то, что отправила четырнадцатилетнюю сестру в лес охотиться и добывать пропитание.

Я приподняла ему голову:

– Если продолжишь дуться на моих сестер за прошлое, не получишь от меня никаких подарков.

Ответом мне была лукавая улыбка.

– Придурок, – прошипела я, пытаясь вырваться, но руки Риза держали крепко.

Мы умолкли, глядя друг на друга. Затем Риз сказал по связующей нити: «Фейра, дорогая, как насчет обмена мыслями?»

Я улыбнулась. Мы давно играли в эту игру. Но моя улыбка погасла, когда я ответила: «Я сегодня гуляла по Радуге».

«Вот как?» Риз ткнулся мне в живот. Я запустила пальцы в его волосы, наслаждаясь контрастом между их шелковистостью и своими мозолями: «Познакомилась с художницей. Ее зовут Рессина. Приглашала меня через два дня прийти к ней на совместное рисование».

Риз отодвинулся, заглянул в глаза и спросил вслух:

– Но почему в твоем голосе нет радостного волнения?

– Я слишком давно не брала в руки кисть.

Все послевоенные месяцы я не прикасалась к краскам. Риз молчал, дожидаясь, пока я справлюсь с лавиной слов, рвущихся на волю.

– Мне совестно тратить время на себя, – призналась я. – У нас полным-полно дел, а я вдруг пойду водить кистью по холсту.

– Совесть тут ни при чем. – Его руки крепче сжали мои бедра. – Забывать о себе тоже нельзя. Если есть

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ОБРАНЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату