Это, очевидно, был уже перебор; молодец грянулся передо мной на колено, схватил мою руку и пылко поцеловал ее.
— Государь, жизнью своей клянусь! — драматически возопил он точно на сцене. Только горло у него перехватывало по-настоящему — казалось, парень вот-вот разрыдается.
— Вот и славно, — ответил я, отнимая у него руку.
Ирина хмуро покосилась на меня, видимо не совсем понимая, к чему весь этот балаган. Я недвусмысленно поглядел на склоненную молодецкую голову, и ее щеки чуть потемнели от непрошеного румянца. Чу, вот рассвет зарделся! Прикидывается недотрогой — и это после того, как сама мне все уши прожужжала про наследника.
— Итак? — обратился я уже к Ирине.
Прекрасно, что при нас остался именно Тимур: уж этот-то не будет выбалтывать наши тайны — боже упаси предавать распрекрасную возлюбленную царицу.
Ирине, вероятно, пришла в голову та же мысль. Поколебавшись мгновение, она указала молодцу место прямо у ног Зимояра и произнесла:
— Копай здесь.
Долго возиться Тимуру не пришлось. Под землей скоро обнажились камни и крышка люка. Мы ее расчистили, и Ирина постучала по крышке. Через миг крышка откинулась, и из темноты подземного хода выплыло лицо моего тестя. Он кивнул Ирине и дал нам дорогу, чтобы мы спустили Зимояра. Тесть все это время, как выяснилось, без дела не сидел: он киркой выдолбил в камне желоб в форме круга и наполнил его углями. Вдоль желоба он расставил свечи как запасной ряд оборонительных укреплений. У стены виднелась тачка, груженная углем про запас. И все-то у них предусмотрено.
Тимур втянул пленника на его поводке в круг из углей, а после перешагнул через желоб и бросил веревку к ногам Зимояра. Тот и бровью не повел; он стоял в кругу, обратив к нам застывшую искристую льдину, что служила ему лицом. Он расправил плечи и высоко держал голову, невзирая на сковавшую его цепь, — небывалый, диковинный. Слыханное ли дело: мы саму зиму умудрились изловить и запереть в подземелье! Зимояр даже казался не совсем живым. Что-то проскальзывало необычное, изменчивое в его чертах: посмотришь на него, отвернешься, посмотришь снова — а он уже другой. Как будто грани его лица все время таяли и преображались. Он не был прекрасным — он был пугающим. А потом он вдруг делался прекрасным, а потом и прекрасным и пугающим разом, и я не мог разграничить эти мгновения, не мог уловить эту перемену. У меня даже голова разболелась. Я бы нарисовал его, заключил бы его в оковы из чернил и бумаги, а не только из серебра и пламени. Я бросил взгляд на Ирину, стоящую рядом в этой темной яме: голубой отсвет от лица Зимояра озарял ее лицо, и корону, и рубины на ее серебряном наряде, и тут-то я понял наконец, отчего все так сходят по ней с ума. Все видят в ней Зимояра, но близкого к смертным. Она Зимояр, которого можно коснуться.
Внутри меня Чернобог заворочался и легонько срыгнул — это было что-то новенькое и до жути неприятное. Он несильно стегнул меня внутри. Я стиснул зубы и щелкнул пальцами над желобом — угли вспыхнули жарким пламенем. Тимур шарахнулся от огня. Зимояр шарахаться не стал, хотя, судя по всему, был бы очень даже не прочь, но ему приходилось сохранять достоинство. Я едва сдержался, чтобы не сказать ему: да шарахайся ты сколько влезет. Чернобог плевать хотел на чужое достоинство. По крайней мере, по моим наблюдениям. Он-то свое получит — что с достоинством, что без него.
— Не пора ли нам? — осведомился я у Ирины. — Жаль покидать столь очаровательное место, но нас ждут завтра еще на одной свадьбе, верно? Все как сговорились жениться в это время.
Ирина отвернулась от Зимояра.
— Да, — мрачно кивнула она.
Исход блистательно спланированного дела, похоже, Ирину обескуражил. А ведь, насколько я мог судить, гениальный замысел сработал без сучка без задоринки. Если, конечно, у замысла не было пунктов, о которых возлюбленная царица умолчала. Возможно, она намеревалась оставить меня засунутым навеки в камин, например, в узах из золота и льда — а что, вышло бы очень поэтично. Чем больше я об этом размышлял, тем сильнее убеждался, что нечто в этом духе стояло на повестке дня. Ха-ха, придумал тоже: «стояло». На повестке дня — нож в моей спине. И не стоял, а стоит.
— Человек-то надежный? — осведомился герцог у Ирины, указывая на Тимура. Ирина кивнула. — Хорошо. Он поднимется со мной наверх, поможет закрыть крышку и встанет на часах. А вы идите прямо по коридору. Никуда не сворачивайте. Там будет несколько старых водостоков по дороге, просто пересекайте их.
То есть нас ждет романтическая прогулка с театральными эффектами. Я одарил Ирину сияющей улыбкой, в которую вложил всю до капли симпатию, что пышным цветом цвела в моем сердце, и подчеркнуто вежливо протянул руку. Она воззрилась на меня с обычной своей стеклянной бесстрастностью и обвила мою руку своей. Мы оставили одинокого и безмолвного Зимояра стоять в оковах, а сами двинулись вдоль зловонной, непроглядно темной крысиной норы, где то и дело кто-то попискивал и со всех сторон свисали похожие на червей корни. Я зажег в горсти огонек; красное пламя плясало на земляных стенах.
— До чего славное прибежище, — заговорил я. — Мне, пожалуй, стоит держать его в уме на случай, если твой батюшка затеет мятеж против короны. Хотя уж второй-то раз он вряд ли сподобится… Или сподобится? — Ирина молча посмотрела на меня. — Полагаю, ты считаешь меня дураком, — огрызнулся я. Ее молчание бесило еще больше, чем ее нотации. Я вообще ни о чем
