Наконец я докопалась до земли: намертво замерзшей, каменистой. Пришлось взять из дровяного ящика палку и сломать ее, чтобы отвалить камни побольше. Мои ногти поломались и кровоточили; кровь капала на землю, пока я копала. Но я не сдавалась, и наконец в мерзлой земле появилась неглубокая ямка. Тогда я взяла орех окровавленными пальцами и забросала его вперемешку землей и снегом.
Я встала и подождала, что случится. Но ничего не случилось. Лес стоял в безмолвии, ни белки, ни птицы не показывались. Даже алый отсвет Чернобога угас вдали. Я не знала, к чему это. Хоть бы это что-то значило. Хоть бы кто-нибудь услышал мою просьбу о прощении и дал мне возможность все исправить. Пусть хотя бы белке будет хорошо. Возможно, белка лишь надеялась, что из ореха вырастет дерево и когда-нибудь она полакомится его плодами. А возможно, мне и не суждено узнать, зачем я закопала орех. Нет у меня права на ответы и объяснения: я привела сюда войско захватчиков.
Заледеневшие руки и ноги зудели от холода. Больше тут оставаться я не могу. Я завернулась в промокший плащ, пробралась назад, к лохани и шагнула в свою спальню. По ту сторону зеркала мне навстречу уже бежала перепуганная Магрета. Она заохала над моими грязными, окровавленными и обмороженными руками, тут же потащила меня к корыту и принялась поливать мне руки водой, отмывая их дочиста.
* * *Пока я стояла и смотрела в дверь погреба, подошла Ванда и ласково взяла меня за плечи:
— Пойдем в дом, поешь. Положим на лицо что-нибудь холодное. Оно сразу и пройдет.
И мы вместе пошли к двери. Я по пути мучительно соображала, как же нам быть, и вдруг замешкалась во дворе и пригляделась. Потом я повернулась к навесу — маленькому знакомому навесу, — потом снова к дому. Крутая соломенная крыша сейчас не пряталась под снежной шапкой, но форма-то у нее была та же самая. И из-под крыши все так же приветливо светилось окошко.
Все ушли вперед, обогнав меня на несколько шагов, и не сразу заметили, что я отстала. Все недоуменно обернулись ко мне. Но я без всяких объяснений поспешила на задворки и обнаружила там лохань с водой — ту самую, через которую хотела провести меня Ирина. На меня смотрело мое собственное отражение.
— Это тот самый дом! — воскликнула я. Ванда подошла и тоже заглянула в лохань. — Этот дом стоит и в королевстве Зимояров тоже, — пояснила я. — Он в обоих мирах.
Ванда помолчала и сказала:
— Мы здесь каждый день что-то находили. Нужные нам вещи, которых накануне не было. И еще кто-то за меня прял шерсть и ел нашу еду.
Я сразу подумала о Магрете, нянюшке Ирины. Это ведь ее мы прятали тут от демона!
— Так это ты варила кашу? — спросила я, и Ванда кивнула.
Но непонятно, что нам теперь с этим делать. В том мире вокруг хижины, должно быть, высятся сугробы, а на крыше висят сосульки. Только мне не достать эти сосульки своими руками. Я вернулась в погреб. Зимояр выглядел чуточку лучше; бледные цветные пятна уже сходили с его щек.
— Это тот самый дом, — сообщила я, когда он моргнул и открыл глаза. — Дом ведьмы. Помнишь, ты мне рассказывал? Тот, что стоит в обоих царствах. Мы можем отсюда попасть к вам?
Какое-то время он осмысливал услышанное. А потом прошептал:
— Я закрыл путь меж мирами, запечатал. Дабы смертные больше не бродили тут попусту. Остались лишь трещины. Путь можно открыть…
— Как? — быстро спросила я. — Чем?
Он прикрыл глаза и глубоко вдохнул. Затем снова открыл их и попросил:
— Помоги мне подняться.
Мы с ним кое-как доковыляли до лестницы. Он с легкой дрожью посмотрел на темный четырехугольник неба в открытой двери, на сияющие звезды.
— А тебе не будет хуже? — спросила я. — Там тепло.
— Будет еще теплее, — отозвался он. — Отныне мое могущество не возрастает более, но иссякает. Из оставшейся покуда малости я извлеку все, что сумею.
Зимояр медленно вскарабкался по лестнице и похромал к двери, держась за бок. При виде багровых языков пламени в печке он встал как вкопанный и сразу как-то сник; лицо его сделалось безучастным. Я вспомнила, с каким ужасом смотрел на огонь Балагула.
— Подожди, — сказала я Зимояру. А сама поспешила в дом, забросала огонь золой и закрыла печную дверцу.
И огляделась. Мать с отцом стояли, держась за руки, и смотрели на дверь, рядом с ними Ванда, а Сергей сжимал в руке кочергу. Стефана уже устроили на печке и накрыли плащом вместо одеяла, но даже он поднял голову. Все неотрывно следили за Зимояром, а тот, пригнув голову, чтобы не удариться о притолоку, вошел в дом.
Но на все наше семейство он даже не обратил внимания. Он обвел взглядом комнату и всплеснул руками, будто бы от отчаяния. И решительно направился к шкафу, что стоял в левом углу.
— А этот шкаф, он тут был? — зашептала мать отцу, недоверчиво косясь на шкаф.
Зимояр уже вовсю хозяйничал в шкафу: распахнув обе дверцы, он копался внутри и без особых церемоний выкидывал все, что находил в ящиках. На пол летели зеленые бусы, рваный и заляпанный кровью темно-красный плащ, засохший букет роз, мешочек с сухим горохом — мешочек раскрылся, и горошины весело заскакали по полу.
Зимояр обернулся и увидел, что мы все остолбенело таращимся на него.
— Помогите же! — пророкотал он. — Иначе вы не выполняете нашего договора!
— А что мы ищем? — строго спросила я.
— Что-нибудь из моего королевства! — ответил он. — Что-то зимнее, что поможет мне открыть путь.
Ванда постояла, потом заглянула на полки, висящие возле печки, но там почти ничего не было.
— А больше и искать-то негде, — сказала она.
Зимояр нетерпеливо фыркнул.
— Вон там! И там! — Он указывал на две двери, слева и справа от печки.
Мы все опешили. Как мы могли их проглядеть?! Но Зимояр снова углубился в шкаф и продолжил с лихорадочной поспешностью выкидывать
