— Ирина, что там? — прошептала я.
А она мне:
— Огонь. Огонь возвращается. Магрета, беги…
Но было уже поздно. Из стекла высунулась рука — точно рыба вынырнула из воды, — и пальцы ухватились за раму зеркала. Рука была как тлеющее полено, присыпанное золой; сверху черное, обугленное, а внутри раскаленное. Вот и вторая рука показалась, а за нею и сам демон — голова, плечи и все остальное. Я вся помертвела. Сделалась как кролик или олень в чаще: пусть я стану маленькая, неслышная и незаметная. Я будто спряталась в темном погребе за потайной дверкой — хоть бы меня не услышали. И сама я словно онемела.
Демон выбрался быстро, уже не скрываясь в человечьем обличье. Выполз из зеркала на пол, волоча за собой черные ноги; над спиной у него дым курился кольцами. Хлопнул рукой о стол, чтобы подняться, а как раз на том столе стояла корона.
— Ирина, Ирина, сладкая моя, что за гадкую измену ты учинила?! — зашипел он, едва показавшись. — Никогда мне больше не пировать в зимних чертогах. Он вернулся, он вернулся, зимний король, а королева замкнула передо мною гору! Они возбранили мне появляться там, они иссекли мое могущество, они похитили мое пламя, чтобы исцелить свою гору!
Демон взметнул дымящуюся руку и с размаху отшвырнул стол и зеркало; всюду разлетелись осколки, корона укатилась под кровать. Ирина придвинулась ко мне; она подталкивала меня к двери, но демон оказался проворнее, хоть и ногами немощен: он пронесся над полом могучим вихрем и заступил нам дорогу.
— Я умираю от жажды, я весь иссох, — трескуче заныл он. — Мне нужно еще напиться! Ирина, Ирина, теперь к тебе я желаю припасть! Смаковать тебя стану долго! Но нет мочи терпеть, времени нет, пламя мое почти угасло. Ты у меня поплачешь, Ирина, уж я твоего горюшка испробую, испробую твоей боязни.
Горюшко и боязнь — это уж скорее про меня, а не про Ирину. Она так и стояла передо мной — недвижная, холодная как лед. И бросила прямо в лицо демону:
— Я привела к тебе короля Зимояров, Чернобог, как обещала. Я впустила тебя в королевство Зимояров. Я уже вволю наплакалась — над тем, что ты сотворил. Я тебе все дала, о чем ты просил. Больше ты ничего не получишь.
Он зарычал и бросился на нас. У меня ноги подкосились от страха, я так и осела мешком на диван. Я взглянуть-то боялась на демона: как он хватает Ирину за руки, обдавая нас обеих жарким дыханием… И вдруг он сам отскочил как ошпаренный. Шарахнулся от нас, потирая руки, баюкая их, точно это Ирина его обожгла.
Руки у демона были как холодные уголья из ведерка, в котором в жизни ничего не горело. Он стонал, голосил и хныкал над своими руками, словно они у него ныли после тяжкой работы. Демон вытянул ладони — повалил пар клочьями, и наконец руки снова заалели жарким светом. Он поднял взгляд на Ирину и злобно заверещал:
— Нет! Нет! Ты моя! Мое лакомство!
Демон затопал ногами и бросился на меня. Вот тут-то я и закричала: голос ко мне вернулся.
Его жуткие пальцы коснулись моего лица, а под ними точно лихорадка горела, меня сразу бросило в пот и замутило. Только я вдруг поняла, что лихорадит-то не меня, жар не льнет к моему телу. А демон шарахнулся и от меня тоже, снова завопил трескучим голосом. И снова у него кончики пальцев будто бы помертвели. Он так и уставился на меня: рот разинул от злости, а сам так и пышет адским пламенем. Ирина положила руку мне на плечо.
— Отступись от меня и моих близких, — медленно произнесла она. — Отступись, Чернобог, ты дал мне слово, и я больше ничего у тебя не просила.
Пока демон таращился на Ирину, дверь отворилась. В спальню робко заглянула девчушка-судомойка: услышала, видно, мои крики и решила себе на беду проверить, не стряслось ли чего. Заметив демона, она со страху раскрыла рот, да так и остолбенела — как перепуганная зверушка. Демон тоже заметил судомойку и тут же кинулся к ней. Однако прямо перед девочкой он опасливо замер и лишь одним пальцем решился коснуться ее нежной щечки. Девчушка вся скривилась, отвернулась — а сама делает знаки от нечистой силы.
Я прикрыла рот руками и чуть было снова не заголосила. Но Ирина даже не шелохнулась. Так и стояла — высокая, прямая, гордая — и глядела на демона ясными глазами. Она и бровью не повела, когда демон с ворчанием отдернул палец, развернулся и снова пошел к нам, весь бурля от злости. Но теперь у него хватало ума не касаться нас, хотя ему очень хотелось. Он встал поодаль и в бешенстве затопал ногами.
— Нет! — завизжал он. — Нет! Я давал слово только про тебя и твоих близких!
— Верно, — согласилась Ирина. — Она тоже из моих близких. Тут все мои близкие, мой народ, каждая живая душа в Литвасе. Все до единого. И ты никого из них отныне не тронешь.
Демон не сводил с нее взгляда. Плечи его поникли; пламя в глазницах пригасло, зубы потускнели. Он стиснул их и выкрикнул:
— Лгунья! Обманщица! Лишила меня пира! Украла мой престол! Но это не конец. Я найду себе новое царство, новый очаг. Уж я-то с голоду не зачахну!
Демон весь содрогнулся. Пламя внутри его совсем улеглось. Все его тело начало облачаться в кожу; бесовское нутро накрылось лицом царя как маской. Даже пышные царские одежды и те возродились в целости: и шелк, и бархат, и кружево. Я закрыла лицо руками, чтобы ничего не видеть, и забилась в уголок на диване. Демон направился было к двери, но Ирина, отняв руку от моего плеча, резко окликнула его:
— Чернобог! Он тоже из моих близких. Отступись и от него,
