Мао Цзэдун собирался что-то сказать, однако Новиков опередил его:
– А вот если вы затеете партизанскую войну здесь, на севере… – Новиков нехорошо усмехнулся. – Да, это будет большая неприятность для нас, даже я бы сказал – гадость. Вот только тогда и мы сделаем вам в ответ еще большую гадость, которая только вообще возможна. Мы просто уйдем из Китая, и возитесь сами, как хотите. Без кадров, без помощи извне, вы не сможете эффективно противостоять японцам на юге, а здесь вы, скорее всего, очень скоро вновь столкнетесь с новыми завоевателями. Американцами, немцами или еще кем-нибудь, кто рискнет пойти на недружественное соседство с нами. Если вы отобьетесь от очередного нашествия – а я полагаю, что такое вполне возможно, то сможете построить свое единое государство. Лет через сто. Конечно, лично товарищ Мао будет иметь все блага. Дворец, деликатесы и много умелых женщин. Но страна в целом будет тихо загибаться, время от времени устраивая себе великие достижения, типа победы над воробьями. Вот, правда, захочется ли товарищу Мао быть главой такого государства, я не знаю. Да и никто не знает, кроме самого товарища Мао.
Китайский лидер какое-то время молчал, переваривая услышанное, затем поднял голову и пристально посмотрел в глаза Кирилла.
– Я понимаю товарища Новикова. Но только независимый и неделимый Китай сможет построить коммунизм! Или я снова ошибаюсь?
– Ошибаетесь, – Новиков утвердительно кивнул. – Ни Россия, ни Япония, ни Китай, ни одна страна в мире в одиночку коммунизм не построит. Ну не получится, задачка не для одного государства.
Мао словно бы весь обратился в слух, напряженно внимая шепоту переводчика, а Кирилл продолжал:
– А вот если СССР, Китай, Япония и еще два-три государства объединятся – вот тогда коммунизм может получиться. Не сразу, и не без мучений, но результат того стоит, верно, товарищ Мао?
И совсем не удивился, когда китаец, не дослушав перевод до конца, встал и поклонился ему. Переводчик смущенно кашлянул:
– Товарищ Мао говорит, что он кланяется не Стальному Киру, и даже не Великому Сталину, а Советскому Союзу и его мудрому народу. Теперь он знает, что ему делать.
– Ну, тогда, может быть, мы присоединимся к нашим женщинами, пока они не съели все московские конфеты? – улыбнувшись, предложил Кирилл.
Через две недели войска Китайской Советской Социалистической республики выступили вместе с японскими и советскими войсками против гоминьдановцев на Юге.
Гоминьдан с их помощью понесли уже по всем кочкам и начали планомерно отжимать к югу, где уже ждали японские дивизии.
Корпус Новикова был на острие боевых действий, и поэтому вместе с японскими подразделениями чистил Пекин от Гоминьдана, и гнал разрозненные банды международных авантюристов к Гонконгу, который пока еще принадлежал Британской короне, но японцам такой сосед был совсем не нужен.
Оборонительные линии как таковые в Гонконге почти отсутствовали, так как британцы целиком полагались на силу своего флота и международные договоры, которые сами никогда не исполняли. То, что бритты называли оборонительной линией и постоянно сравнивали ее с «Линией Мажино», было всего лишь цепью редких дзотов[311], немного усиленных бетоном, и представляло собой яркий тип сооружений, которые лучше смотрелись на карте, чем на местности.
Пока англы не сообразили, что их явным образом выдавливают из Китая, и не начали подтягивать международное сообщество и союзников, было принято решение ударить по городу.
Тактические группы уже просачивались между опорных оборонительных пунктов британских и американских подразделений, готовя всем частям передовой линии «сталинскую побудку». Делалось все с размахом, и саперное имущество со складов уходило десятками тонн.
В назначенный частри японские дивизии поднялись в атаку, но адский грохот и облако пыли на оборонительной линии Джиндринкерсзаставили их остановиться. Даже артиллеристы прекратили обстрел, так как потеряли всякие ориентиры. Когда пыль и дым рассеялись, взглядам японских офицеров предстал лунный пейзаж, скрашенный торчащими из земли деталями вооружений и останками солдат.
Еще больший разгром постиг штабы и центры управления войсками. От штаба генерала Кристофера Малтби на острове Гонконг осталась только дымящаяся воронка, а резиденция губернатора Янга превратилась в кучу строительного мусора. Собственно, и штурма как такового не получилось. Парализованные уничтожением передовых частей и штаба обороны остатки гарнизона сдались.
Дайса[312] Кендзобуро Хирикава сидел перед низеньким столиком, на котором стояли чайная чашка и ваза с одиноким стеблем тысячелистника. Дайса пребывал в раздумьях, и раздумья эти были тяжелы, точно гора Фудзи.
Бригада Кендзобуро, а вернее – то, что от нее осталось, занимала позиции между деревнями Махсю и Т’ангво. За спиной бригады императорских войск больше не было, зато там был город Чинчанг – крупный транспортный узел Южного Китая и два моста через реку Хунгчу. А перед бригадой были целые три дивизии Гоминьдана. И они собирались наступать: разведка донесла, что к китайцам прибыли танки – два десятка британских «Виккерсов» и столько же итальянских «Фиат-Ансальдо». А в бригаде дайса осталось всего-то десять 47-мм противотанковых пушек и не больше двадцати тяжелых противотанковых ружей. Нет, конечно, танки пехота остановит – дух Ямато в его солдатах не угас, но потери, потери… Кем заменять погибших? Чем возмещать потерянное вооружение? А еще эти американские самолеты, чтоб их любили в аду западные демоны! Прилетают каждый день и сбрасывают бомбы. Пусть немного и малого калибра, но это тревожит солдат, наводит на ненужные мысли. Да и в постоянном напряжении человек находиться долго не может. Он начинает плохо спать, часто думать о доме. А солдату это не нужно, нельзя…
Завтра Гоминьдан пойдет в наступление. Ну, может быть, послезавтра. И после этого наступления Кендзобуро Хирикава будет вынужден просить подкреплений. Сколько уже времени говорят о том, что с севера войска будут переброшены сюда, на юг, но пока их все нет и нет. И подкреплений пока не будет. А у дайса приказ: не допустить прорыва китайских войск к Чинчангу. И если подкреплений не будет, то для него останется один выход: уйти, как подобает потомку старого самурайского рода, пятнадцать поколений подряд служивших Императорскому дому.
– Господин дайса, разрешите? – в штабную фанзу постучался молоденький сеи[313] Етаро.
Кендзобуро кивнул, и Етаро вошел. Поклонился, поправил очки, вытянулся:
– Только что передали радиограмму: к нам выдвигается подкрепление.
– Да? – дайса с
