— Не говори ей! — взмолилась Айанур. — Не говори, пожалуйста! Ради нашей былой любви…
— Это была не любовь, — жестоко отрезал Хешшкор. — Видишь ли, детка, убить кого-то из нас в самом деле почти невозможно. Почти, — подчеркнул он.
— Замолчи! — завизжала Айанур.
Молнии, тлеющие на кончиках ее пальцев, еще не погасли. Обезумев от ужаса, она выпустила их в грудь расслабившемуся Хешшкору. Он стоял совсем рядом, промахнуться было невозможно.
— Сволочь! — Вита с силой пнула лежащую ногой, отчего та застонала, и бросилась к Хешшкору.
Ее опередила Фаирата, вынырнувшая из коридора и мгновенно оценившая ситуацию. Она подхватила падающее тело и осторожно опустила его на пол. Хешшкор успел прикрыть руками левую сторону груди, и обугленные кисти цеплялись за обрывки одежды.
— Хешшкор Всемогущий! — судорожно всхлипнула колдунья, поддерживая его голову.
Сгоревшие ладони защитили сердце, и тело еще жило, но при дыхании на губах выступала розовая пена. Вита грубо вырвала у Айанур бутылочку, влила несколько глотков эликсира Хешшкору в рот.
— Проклятие, — прохрипел он, давясь питьем и кровью. — Мои руки… Я не смогу исцелить себя…
— Скажи, что мне делать! — Вита решительно взялась за нож. — Я убью гадину, если только это и впрямь в моих силах!
Айанур зарыдала.
— Лишь тот, кто дал бессмертному жизнь, может отнять ее у другого бессмертного, — с трудом выговорил Хешшкор. — Ему необходимо для этого оружие, освященное бессмертным. На твоем клинке, — голос его становился все тише и тише, — лежит печать одного из богов Света…
Клинок предков, подаренный ей китайским пиратом Дэн Ши! Оружие, выкованное на заре истории в тибетских горах!
Вита шагнула к съежившейся Айанур, замахиваясь сверкающим клинком.
— Мама!
В дверях появилась Бэла, держащая за руку живого и невредимого Виталика. Он подбежал к Вите, женщина опустила меч и радостно подхватила его, закружив по комнате.
— Сыночек! С тобой все хорошо?
— Все в порядке, мамочка! — Виталик зарылся лицом в теплый уютный мамин свитер. — Эта тетка с желтыми волосами говорила мне какие-то глупости. Будто она, а не ты, моя настоящая мама. Но я люблю только тебя! А она на меня рассердилась и сказала, что я никогда тебя не увижу. Я так и знал, что она врет! Ой, мамочка, а что у тебя с глазиком?
«Неужели чертово зеркало не работает? — забеспокоилась Вита. — Вот и Айанур назвала меня одноглазой! Не иначе, проклятая Миленион подсунула брак!»
— Бэла, — позвала Вита колдунью, тихо плачущую рядом с Айанур. — С моим лицом что-то не так?
Бэла смахнула слезы и недоуменно воззрилась на Виту:
— Да нет, все на месте…
— Бессмертных не обмануть таким примитивным колдовством. — Хешшкор вымученно улыбнулся половинкой рта. — Я старался не подавать виду…
— Ой, папа! — Виталик соскочил с рук матери. — Папочка! Тетя Фая, что с ним?
Фаирата не могла говорить — в горле стоял комок. Хешшкор был в гораздо худшем состоянии, чем Айанур, над которой проливала слезы Бэла.
Виталик встал на коленки, незамедлительно выпачкавшись в луже запекшейся крови, накрыл своими маленькими ладошками страшные обгорелые кости, оставшиеся от рук Хешшкора.
И произошло чудо. Под детскими руками вдруг возникла живая упругая кожа, под которой заиграли вены.
— Спасибо, сынок, — шепнул Хешшкор. — Не трать больше силу, у тебя ее пока немного.
Он аккуратно отстранил Виталика и провел возрожденными руками вдоль своих ран. Они начали постепенно затягиваться — довольно медленно, слишком уж был измотан бессмертный.
— Хешшвитал, — Айанур моляще протянула к мальчику свои вспухшие ладони. — Помоги и мне.
Виталик отвернулся:
— Ты гадкая.
— Вряд ли тебе потребуется лечение, Айанур. — Вита вспомнила о своем намерении убить богиню.
Теперь, когда Виталик был в безопасности и Хешшкор цел и невредим, она не чувствовала прежней ярости. Но дело должно быть доделано. С этой мыслью она подняла меч.
— Не надо, — пискнула Айанур, зажмурившись и пытаясь заслониться руками. — Нет!.. Я не хочу умирать, я не могу умереть вот так, навсегда… Зачем он сказал? — Она заплакала тихонько и беззащитно, как скулящий щенок. Сейчас в ней не осталось ничего от гордой величественной богини.
Вита попыталась представить, каково смотреть в глаза смерти тому, кто привык считать, что такого никогда с ним не произойдет. Вместо вечности впереди — миг ослепительной боли, а затем тьма и небытие; и ничего не сделано за века, прожитые неторопливо и в полной уверенности, что за сегодня всегда последует завтра… Для людей смерть — неизбежный финал, конец пути, а для бессмертных — наверное, катастрофа, крушение мира.
— Боишься? — спросила она.
Айанур приоткрыла глаза, переполненные запредельным ужасом.
— Я стану… частицей Тьмы… — Голос ее срывался. — Черной точкой, ничего не ощущающей, не осознающей… — Губы едва шевелились, немея от страха, и слова были еле слышны. — Кляксой пустоты, из которой мы рождены и в которой живем, даже не замечая ее… Возможно, когда-нибудь из нее родится другая душа… но это буду не я! Моя память, мысли, чувства — все исчезнет, растворится в безразличной Тьме… А может быть, сотрется и сама память обо мне, о том, что я была когда-то?.. Пожалуйста, оставь мне жизнь!
— Не слушай ее, — встрял Хешшкор. — Убей!
— Я никогда больше не встану у тебя на дороге, — пролепетала Айанур. — Я не буду пытаться вернуть Хешшкора, ничего не предприму против твоего сына… Требуй чего хочешь, я все тебе дам…
Рука Виты задрожала. Ей не нравилось, что богиня так унижается. Было в этом нечто неправильное, противоестественное.
— Ты слишком сильно боишься, — сказала Вита. — Страх смерти сводит тебя с ума, заставляет делать глупости. Ты ведь хотела прикончить меня не только из мести. Ты боялась, что однажды я приду к тебе, чтобы разделаться с бывшей подружкой своего парня. И ты думала, что, если тебе удастся уничтожить моего ребенка, я перестану быть женщиной, давшей жизнь бессмертному, и не смогу тебя убить. Вот только нет у меня кретинской привычки убивать чьих бы то ни было любовниц — ни бывших, ни, если на то пошло, настоящих. Ты могла бы подумать об этом, если бы страх не затмил тебе разум.
— Могу я поговорить с тобой, Вита? — Бэла деликатно тронула ее за рукав. Лицо ее было белее савана, еще бледнее, чем у Айанур. — Тебе не обязательно убивать ее этим мечом. Если желаешь, я… я отрекусь от нее, и она развоплотится.
Было заметно, как трудно Бэле говорить такое. Вита посмотрела ей в глаза и покачала головой.
— Ничего не выйдет, Бэла. Отрекайся не отрекайся — вы с Айанур связаны не только формальной клятвой, и слова мало что изменят. Я, в отличие от тебя, плохой психолог, но и я вижу, что ваша связь — это жар сердца. Иначе ты отреклась бы давно — еще когда она приказала тебе похитить Катю.
— Ну… — Бэла потупилась. — Тогда перережь мне горло, и дело с концом. Полвеком раньше, полвеком позже, мне-то все равно умирать… А у нее появится возможность когда-нибудь
