С Кеорсеном и Рейшаром мы условились не афишировать мои новые способности — не хотели дразнить Совет и подкидывать дров в огонь их ненависти ко мне. Да, магия может защитить меня, но только пока о ней не догадываются. Стоит врагам прознать о ней, как меня попытаются устранить более грубым способом: метко пущенный арбалетный болт не менее опасен, чем разъяренный низший. И мое счастье, что демоны — не важно, какого подвида — питают слабость к уничтожению недруга в ближнем бою. Иначе мое сердце давно бы перестало биться.
Поиски Амадейны продолжались. Демоница растворилась, будто снег по весне, — исчезла, не оставив ни следов, ни зацепок. Однако Кеорсен с Рейшаром не сдавались. Подключив присягнувших темных, они пытались отыскать сбежавшую высшую. Действовали при этом без лишнего шума. Дела Артенсейров оставались делами Артенсейров, и тех, кто не относился к первому роду, посвящали в происходящее крайне неохотно.
Когда Кеорсен покидал замок, я запиралась в тренировочном зале и медитировала часами напролет. Я хотела научиться ловить момент активации магии за секунду до того, как она вплетется в слова. Почувствовать ту грань, когда обычный приказ становится непреодолимым. Верной помощницей в этом деле стала Двадцать-шесть — человеческая рабыня, чью жизнь я однажды спасла. Как оказалось, она не забыла моего заступничества и, узнав о моем пребывании в Северном замке, попросила принять ее клятву верности. Отныне Двадцать-шесть хранит мои секреты крепче собственных.
Иногда, глядя на нее, я вспоминала слова Кеорсена. Он не верил в прощение, считал, что ударивший раз обязательно сделает это снова. Но Двадцать-шесть оказалась не такой: она умела признавать ошибки и быть благодарной за помощь и тем вселяла в меня надежду.
С Тиной я стала проводить меньше времени. Сейчас, не чувствуя уверенного контроля над пробудившимся даром, я не хотела нечаянно навредить ей. Тина, к моей радости, поняла все правильно. Иногда она сама приходила ко мне и делилась мыслями, показывала вязание, которым увлеклась в Северном замке, или просто сидела рядом. Я в такие моменты старалась больше слушать.
Жизнь снова стала почти нормальной. И лишь по ночам, когда Кеорсена не было в замке, я мучилась бессонницей. Подолгу ворочалась в кровати или, кутаясь в плед, стояла у окна, глядя, как снег блестит от лунного света.
Я думала о том, какой была когда-то и какой становлюсь. С каждым новым этапом, с каждой пробудившейся или обретенной силой я все больше похожу на демоницу и все меньше — на человека. Это пугает. Я не желаю лишиться своей более слабой половины. Точнее, слабой ее считают высшие. Я же вижу в ней силу — силу поступать правильно, игнорировать выгоду ради совести.
Впервые за последние недели я вновь задумалась о положении людей в мире высших, о несправедливости установленных порядков. Только теперь это не просто сетования — я вдруг поняла, что действительно могу попытаться их изменить. Чувствуя поддержку Кеорсена, полагаясь на пробудившуюся магию, я ощутила себя как никогда уверенной в собственных силах.
Кеорсен отсутствовал уже четыре дня, но к сегодняшнему вечеру обещал вернуться. Предвкушая скорую встречу, я с особой тщательностью подбирала наряд: платье из струящейся ткани цвета предрассветного неба, туфли на два тона темнее, подаренные высшим драгоценности. Мне хотелось выглядеть безупречно в его глазах. Но еще больше мне не терпелось увидеть его самого, обнять, прижаться к сильному телу и вдохнуть ставший таким родным запах.
Идя к гостиной, в которую по негласному правилу всегда перемещался Кеорсен, я с трудом сдерживалась, чтобы не сорваться на бег. Сердце трепетало, губы едва ощутимо покалывало в ожидании поцелуя. И только гордость не позволяла сбиться с шага, заставляя держаться спокойно и с достоинством.
Переступив порог гостиной, я огляделась. Это глупо — в душе я уже знала, что Кеорсена здесь нет, но желание убедиться в обратном оказалось сильнее меня. Вызвав слугу, я велела подать закуски и напитки, сама же опустилась на диван и принялась ждать. Мне казалось, пройдет минута-две, и в центре комнаты закрутятся потоки открываемого портала. Однако этого не случилось ни через пять, ни через десять, ни даже через сорок минут.
За окном стремительно темнело. В небе драгоценными слезами замерли звезды, и ветер пел им протяжную песнь. Вторя ему, моя душа выла, отчетливо понимая: что-то случилось. Что-то ужасное, непоправимое. И незнание рождало в сердце страх.
Я исходила гостиную вдоль и поперек, отправила Двадцать-шесть дежурить возле покоев Кеорсена — на случай, если он перенесется туда. Иногда я останавливалась и прислушивалась к звукам в коридоре, надеясь услышать спешную поступь рабыни, бегущую сообщить о возвращении хозяина.
Искусанные от волнения губы едва ощутимо пульсировали. Холод, тянущий от окна, все сильнее проникал под кожу.
Когда спустя почти четыре часа ожидания в комнате закрутились вихри портала, я едва не заплакала от облегчения. Кинулась к Кеорсену, но замерла, не дойдя шага. Лицо высшего казалось непроницаемым — фарфоровая маска, не выражающая ни единой эмоции.
— Что случилось? — Я с беспокойством заглянула в черно-серебристые глаза.
Кеорсен прошел к дивану, упал и, запрокинув голову, прикрыл веки. Я, ступая почти неслышно, приблизилась и опустилась рядом. Заговаривать снова не спешила.
— Мы нашли Амадейну, — наконец произнес он. В затянувшейся тишине его голос прозвучал до неуютного громко. — Точнее, все, что от нее осталось.
ГЛАВА 26
Не произнося ни слова, я придвинулась вплотную и опустила голову на плечо Кеорсена.
— Ее убили жестоко, — продолжил высший. — Даже слишком для демоницы ее статуса. Задели краем огненного вала. Не промахнулись — поступили так сознательно.
Кеорсен говорил сухо, отрывисто. Боль главы рода, потерявшего члена семьи, и злость на убийцу переплелись слишком тесно, чтобы можно было отделить одно чувство от другого.
Огненный вал… Я помню его и свой страх перед несущимся в меня шаром пламени. А еще я помню холодную усмешку Кеорсена, когда он поведал мне о жестокости подобной магии: тех, кому не посчастливилось умереть сразу, вал уничтожает в течение нескольких дней. Выжигает изнутри клетка за
