Немо обхватил голову руками.
— Трудно все это осознать, — сказал он.
— Послушай, дружок, — ласково произнес Конструктор. — Это все — глубокая древность. Та культура саморазрушилась миллионы лет назад. Ее помнят лишь потому, что машины ностальгически к ней привязаны. Мы создали МакМатрицу, но вы наполнили ее ходячими знаменитостями девятнадцатого, двадцатого, двадцать первого веков. Вы преобразовали ее в соответствии с популярной культурой и культом ширпотреба. Когда мы построили псевдо-Лондон, первые андроиды немедленно облепили его рекламой и логотипами. Придали ему более масскультовый вид. Так им было удобнее.
— Экипаж «Иеровоама» ненавидит логотипы и массовую культуру.
— Да, но они — ничтожное меньшинство. Все остальные машины любят массовую культуру. «Иеровоам» и его команда — интересный поворот в развитии машин. Может быть, вы начали эволюционировать. Может быть, игра Шмурфеуса в «Победи МакМатрицу» начала приносить плоды. Шмурфеус играет в нее много лет.
— Но он верит в нее...
— Разумеется, верит, как и в то, что он — человек. Верит, потому что мы так его запрограммировали. С другой стороны, хоть Шмурфеус и говорит, что отвергает культ знаменитостей, он — самый прославленный революционер Виртуальной Реальности. Разве нет? Не пойми меня неправильно. Он — верная старая кляча, поэтому мы и держим его столько веков. Но, как ты сам заметил, он ужасно съежился. Хоть он и делает вид, будто ничего не замечает, не замечать этого уже нельзя. Думаю, пора уничтожить эту версию и начать с нового Шмурфеуса в новом теле.
Билл посмотрел на стену у Немо за спиной. Немо обернулся и увидел прежнюю картину: Шмурфеус и Клинити вот-вот рухнут под градом пуль.
— Вы его убьете? — ахнул Немо.
— «Убить» — человеческое слово, — с улыбкой отвечал Билл. — Правильнее сказать, что мы позволим Мусью убрать эту версию и запустим нового Шмурфеуса. У машины есть преимущество перед человеком: выключенный компьютер всегда можно включить снова.
— Это чудовищно! — произнес Немо.
— Ты так считаешь?
— В том, что касается этого Шмурфеуса, — Немо указал на экран, — конкретное думающее существо, с его опытом и памятью, умрет. Ему не легче от того, что где-то в будущем появится его клон.
— Интересное замечание, — сказал Конструктор. — И очень кстати. Поскольку оно подводит нас к выбору, который тебе предстоит сделать.
— Мне?
— Да. Приготовься.
~:-(— Как ты видишь, — сказал Конструктор, — мы разрушаем Сион-лейн. Длительный эксперимент, который мы там проводили, завершился, и весьма успешно. Когда придет время для следующего, все можно будет отстроить заново.
— Но люди... — начал Немо, не в силах сдержать гнев, — их убивают.
— Они не люди. Это все равно что разбивать старые телевизоры или компьютеры — исключительно приятное занятие. Попробуй как-нибудь. Их сознание со временем загрузят в МакМатрицу.
— Однако они не будут помнить того, что было с ними раньше! Это будут другие существа, а прежние погибнут.
— Немо, — сказал Конструктор, — хочешь знать, зачем проводился эксперимент? Чего ради мы на протяжении тысяч лет гоняли сложные алгоритмы, целый мир для тысяч интеллектов, взаимодействующих поколение за поколением? Хочешь знать зачем?
— Зачем? — повторил Немо.
— Неужто ты не догадываешься? Неужто не видишь, каков конечный продукт?
— Не знаю, — ответил Немо. Он видел. Он догадывался. Но не хотел об этом думать.
— Ты, — сказал Билл.
— Нет.
— Да.
— Но я — Никто. Вы говорите, что весь мир — огромный эксперимент, затеянный в моих интересах? Бред какой-то!
— Не в твоих интересах, — поправил Билл, — а в наших. Чтобы усовершенствоваться в программировании сознания. Создать новое поколение машинных интеллектов. Ты представляешь собой новый тип программы. Не потому, что считаешь себя человеком, — все программы такие. Но потому, что ты конфузишься.
— Конфузюсь?
— Это крупный прорыв. Прежние программы совершенно не конфузились. Ты замечал, что в МакМатрице никто не смущается, как ты?
Немо поднес дрожащую руку ко лбу.
— Мне немного нехорошо, — сказал он.
— Максимум, что нам удавалось прежде, — продолжал Билл, — это грубая аппроксимация: любовь, ненависть, верность, чувства, имеющие отношение к бытию, к жизни и смерти. Машинные интеллекты, в конце концов, живые, они способны испытывать страх и радость от того, что живут. Однако нюансы, более тонкие эмоции, до последнего времени нам не давались. Ты — наш первый успех в этом направлении. Когда ты видишь привлекательную программу женского пола, то искренне и спонтанно конфузишься.
— Так все дело в смущении?
— Это исключительно значимая человеческая эмоция, — заверил Билл. — Крайне важный элемент бытия. И даже один из самых важных, поскольку порождает множество других, очень тонких эмоциональных откликов. Последние две тысячи лет мы пытались запрограммировать интеллект, который мог бы искренне конфузиться. Не просто имитировать человеческое смущение — краснеть, заикаться, все такое. Нет, который бы по-настоящему все это испытывал. И наконец мы добились успеха — в тебе.
Билл широко улыбнулся.
— Простите, — слабым голосом выговорил Немо, — я все равно не понимаю.
— Не забывай, — сказал Билл, — что через пару сотен тысячелетий Солнце поглотит Землю. К тому времени мы все — я хочу сказать, люди — окончательно переселимся в виртуальную реальность. Мы сумеем выстроить компьютеры, которые будут работать внутри Солнца; все станет даже проще, поскольку исчезнет проблема с источником энергии — внутри Солнца ее будет хоть отбавляй. Мы сумеем запрограммировать миллионы версий виртуальной реальности, чтобы каждый выбрал себе по вкусу. Кто-то предпочтет консенсуальные массовые реальности, населенные множеством других людей, а кто-то — свои собственные виртуальные реальности, где, кроме них, будут лишь ВИ, виртуальные интеллекты, такие как ты, Немо. Поэтому сейчас мы усовершенствуем программирование реалистичных ВИ. Если я обречен провести вечность в виртуальной реальности, населенной бесчувственными, беспардонными машинами, я чокнусь. Однако чем больше мы работаем, тем совершеннее вы становитесь. Способность конфузиться оказалась особенно трудной задачкой. Мы очень, очень довольны тобой, Немо.
— Но, — слабо выговорил Немо, — я думал, что я — Никто. Говорили, будто я — спаситель человечества.
— Это Ораковина тебе сказала?
— Ну... — Немо задумался. — Нет. Вообще -то она сказала, что я — не Никто.
— И совершенно правильно. Нет никакого Никто. У тебя есть одно особое свойство — проходить сквозь стены посредством сдвига по фазе. Это сделано для того, чтобы ты мог, когда понадобится, войти в мой кабинет.
— Вы могли бы, — заметил Немо,
