Так и не узнав от своего пленника ничего нового о боли, Тодор выпрямился и терпеливо ждал, пока заглушенные вопли портье – нигерийца с угольно-черной кожей – сменятся неудержимыми рыданиями.
Когда он с товарищами вошел в гостиничный холл, портье за конторкой говорил по телефону. Размахивал длинными руками, громко и ожесточенно споря о чем-то на родном языке. На вошедших не поднимал глаз. Быстрыми шагами Тодор пересек холл и остановился у конторки. Он ждал, когда черномазый окончит разговор, и сердце его переполнялось омерзением, ненавистью к грязному язычнику, который здесь, среди христиан, имеет наглость болтать на своем поганом языке!
Теперь Тодор отпустил руку этого cabron[27] и нагнулся к нему – нос к носу.
– Еще раз, – спокойно повторил он. – Мы знаем, что эта женщина здесь. Скажи нам, в какой комнате.
За плечом у портье застыл Мендоза с «Айпэдом», с помощью которого отслеживал путь GPS-маячка. След привел в захудалую безымянную гостиницу на Пинк-стрит, в районе Кайш-ду-Содре. Таких гадючников здесь полно – и все одинаковые: облупившаяся краска на стенах, растрескавшаяся штукатурка, хлипкие балкончики. На первых этажах размещались бары для курящих и ночные клубы, сейчас по большей части закрытые.
Маячок привел их в гостиницу, однако не позволял определить, где именно находится цель. Потребовался допрос с пристрастием. Так что двое из команды заперли входную дверь – хоть посетителей в этот мертвый час не ожидалось, да и на улице за окном было пустынно; затем отволокли портье в заднюю комнату и показали ему снимок Мары Сильвиеры.
– Я… я ее не знаю! – хрипло выдохнул портье. Опять врет! – Правда, не знаю! Я на работе только с утра!
Тодор схватил его за следующий палец.
– Пожалуйста, пожалуйста, не надо!!
В этот миг в комнату ворвался один из его людей. С собой он волочил за шиворот, упирая ей в бок ствол, перепуганную горничную.
– Фамилиар, она знает, где прячется ведьма!
Встряхнув горничную, он заставил ее повторить.
Тодор поднял глаза к потолку.
Четырьмя этажами выше…
Снова переведя взгляд на портье, достал из сапога охотничий нож.
Нигериец распахнул белые от ужаса глаза.
– Нет, сэр, нет! Пожалуйста… у меня жена… дети…
Тодор положил конец этим мольбам, чиркнув портье ножом по горлу.
За спиной послышался приглушенный выстрел, а затем – тяжелый звук падения тела.
Великий инквизитор дал ясные и однозначные указания. Свидетелей не оставлять.
Однако Тодор не мог отвести глаз от лица умирающего. Быть может, он не в силах был ощутить боль, зато ясно ощущал его душевную муку: ужас, отчаяние, последние усилия безнадежной борьбы за жизнь.
Тодор вытер нож о рубашку убитого и повернулся к своим людям.
– Maleficos non patieris vivere! – сурово и торжественно произнес он.
Все молча кивнули: приказ был ясен.
«Ворожеи не оставляй в живых».
14 часов 58 минут
Карли, опустившись на одно колено, торопливо сворачивала шнуры и распихивала их по карманам стоящего на полу черного титанового кейса. В основном отделении, в специальных мягких гнездах, уже покоилась дюжина жестких дисков. Пока Карли отсоединяла и убирала кабели, Мара запустила процесс выключения «Генезиса» и погружения Евы в сноподобное состояние. Но сперва закончила загрузку музыкального модуля.
Если прервать загрузку, не доведя ее до конца, это может нанести Еве неисправимый ущерб.
Карли знала, что в мерцающем голубом шаре «Генезиса» хранится единственная существующая копия программы Мары. Нигде больше это уникальное цифровое сознание обитать не может. Если они хотят когда-нибудь узнать то, что знало первое воплощение Евы об убийстве ее матери и остальных, программа должна остаться невредимой.
И все же…
– Мара, скорее!
– Модуль загружен.
Подруга отсоединила от компьютера USB-кабель. Пока Карли сворачивала кабель, Мара прижала большой палец к сканеру отпечатков пальцев на ноутбуке, затем начала торопливо что-то печатать.
– Что ты делаешь?
– Это код прерывания. Чтобы остановить Еву. – Вдруг Мара выругалась, перейдя на родной язык. – Aborto de calamar…
Пряча улыбку, Карла захлопнула кейс с жесткими дисками. В свое время, чтобы стать ближе к Маре, она выучила галисийский диалект. Порой подруги разговаривали по-галисийски в людных местах, когда не хотели, чтобы их подслушали. Выражение Мары переводилось на английский язык примерно как «выкидыш кальмара». Как ни странно, сейчас причудливое ругательство показалось Карли очаровательным: и сами эти слова, и – еще более – мягкий певучий голос, что их произнес.
– Что не так? – спросила Карли.
– Попробуй-ка сама ввести на сенситивной клавиатуре двадцатизначный буквенно-цифровой код, когда у тебя руки дрожат! Придется начать сначала.
– Сделай передышку. У нас еще…
В этот миг дверь у нее за спиной с треском слетела с петель.
По комнате полетели щепки. В дверях появился здоровенный громила и протянул руки к Маре.
Ахнув, Карли вскочила с пола, схватила за ручку тяжелый кейс, набитый жесткими дисками, и, размахнувшись, изо всех сил ударила верзилу в бок. Тот пошатнулся, потеряв равновесие.
За спиной у него виднелись другие. Карли схватила ошеломленную Мару за руку и потащила за собой к открытому окну, выходящему на хлипкий балкон с железной оградкой. Она помнила, что оттуда ведет вниз пожарная лестница – единственный путь к бегству.
Карли перепрыгнула через подоконник, перетащила за собой Мару. Под локтем хрустнуло маленькое белое блюдце с молоком. Черный кот, возмущенный вторжением на свою территорию, зашипел и ретировался на балкон этажом выше.
Прикрываясь титановым кейсом, словно щитом, Карли подтолкнула Мару к пожарной лестнице. Из окна раздались выстрелы. Один из громил схватил за ручку кейса, рванул его у Карли из рук. Свободной рукой та схватила осколок фарфорового блюдца и полоснула врага по пальцам.
Пронзительный вопль – и пальцы разжались. Подруги сломя голову полетели по грохочущим железным ступеням, мимо чужих балконов, этаж за этажом. Вслед им гремели выстрелы. Одна пуля чиркнула по железным перилам совсем рядом с головой Карли. Она пригнулась; наверху кто-то гневно заорал по-испански, явно распекая неудачливого стрелка.
Должно быть, мы нужны им живыми…
Но, взглянув в спину убегающей подруге, Карли сообразила, что ошибается.
Живой им нужна только Мара.
Наконец они добрались до балкона второго этажа. Здесь лестница была сложена и пристегнута к балкону. Мара отстегнула крепление, и лестница рухнула вниз, с грохотом упав нижним концом на асфальт. Внизу виднелся тихий проезд на задворках гостиницы.
– Пошли, пошли! – торопила ее Карли. Она ясно представляла, как преследователи спускаются следом – или выбегают из гостиницы, чтобы встретить их внизу.
Девушки соскользнули по лестнице вниз и бросились к ближайшей улице. Абсурдным саундтреком к их побегу гремела из дверей соседнего полуподвального бара рождественская музыка.
– Такси! – выдохнула Мара, махнув рукой влево, где у тротуара стояло такси. Других машин в этот тихий обеденный час на улице не было.
В такси как раз садился какой-то мужчина. Задыхаясь, девушки бросились туда.
– Senhor, por favor![28] – воскликнула Мара, схватившись за открытую дверь машины.
Должно быть, прочтя на их лицах отчаяние, мужчина отступил и позволил
