Старая монахиня молча склонила голову в знак согласия.
– А ты? – спросил Грей. – У тебя есть новости?
– Нет, – ответил Монк, отводя взгляд. – Никаких.
Глава 17
25 декабря, 23 часа 18 минут
по центральноевропейскому времени
Париж, Франция
Глубоко в катакомбах Тодор Иньиго ждал – но терпение его истощалось. Снова и снова он смотрел на часы. Великий инквизитор дал четкие указания относительно кибератаки на город, раскинувшийся сейчас у него над головой. Не случайно мишенью был выбран Париж: средоточие роскоши и наслаждений, город, чье название стало символом разврата. Его гибель станет поучительным примером для остальных.
Глубокий смысл имело и время нанесения удара.
Не позже полуночи.
Падение Парижа начнется сегодня.
В день Рождества.
Не вставая с колен, Тодор, подняв глаза, представил себе панораму шумного веселья, разворачивающуюся сейчас там, наверху. Святой день, день Господень эти безбожники превратили в праздник роскоши, безудержного потребления и бесстыдного наслаждения жизнью!.. Закончив все приготовления, Тодор два часа провел в молитве, в тесной подземной келье, освещенной единственной свечой. Шептал по-латыни благодарения Богу за Сына Его – и молил об успехе своего начинания.
Пусть все рухнет во славу святого имени!
Подземелье в качестве своей «базы» инквизиторы выбрали не только из символических, но и из практических соображений. Катакомбы – парижский город мертвых – представляют собой многие десятки километров гробниц и запутанных тоннелей, целый темный мир, раскинувшийся под Городом Света, его неотступную тень. Готовя плацдарм для операции, Тодор выяснил об этом месте все, что возможно.
Много веков назад катакомбы представляли собой карьеры на окраинах Парижа, так называемые les carrières de Paris. Они простирались под землю на десять уровней, а тоннели составляли двести миль в длину. Время шло, Париж рос, как опухоль, и постепенно накрыл собой этот древний лабиринт: теперь на почве, изрытой старыми шахтами, стоит приблизительно половина города.
Затем, в восемнадцатом столетии, сюда были перенесены останки с кладбищ из центра Парижа. Миллионы скелетов, иные из них тысячелетней давности, без особых церемоний сбросили в тоннели карьеров, где они с тех пор и валяются, как мусор. По словам Великого инквизитора, именно здесь сгинули в безвестности тела многих великих французов: от меровингских королей до героев Французской революции, Робеспьера или Марии-Антуанетты.
Меньше чем через час Город Света запылает со всех концов, затем обрушится и сделается неотличим от Города Мертвых.
Тодор поднялся на ноги; он хотел еще раз убедиться, что все готово. Оперся ладонью о холодную стену. Ледяной камень сочился влагой, словно оплакивая будущие жертвы. Тодор похлопал ладонью по стене и пошел прочь.
По обе стороны прохода виднелись глубокие ниши в стенах, плотно набитые человеческими костями, пожелтевшими и почерневшими, изъеденными безжалостным временем. Скелеты были разобраны и разложены по частям, словно кости сортировал какой-то безумный бухгалтер. В одной нише хранились руки, аккуратно сложенные одна на другую, другую заполнили ребра. Последние две ниши были всего страшнее: из них, с обеих сторон, скалились и глядели пустыми глазницами черепа.
Проходя мимо этих мертвых стражей, даже Тодор ощутил, как по спине у него пробегает холодок.
Тоннель, низкий и тесный, оканчивался довольно просторной пещерой с таким же низким потолком. Потолок этот поддерживали несколько колонн, сложенных из каменных блоков; некоторые из них крошились и, судя по виду, готовы были рухнуть.
Осторожно, стараясь не тревожить шаткие колонны, Тодор прошел в дальнюю часть пещеры, где его программист колдовал над похищенным в Лиссабоне устройством. Мендоза скрючился над ноутбуком, подключенным к светящейся сфере «Генезиса». На мониторе сияло в безоблачном небе солнце, освещая окутанный утренней дымкой райский сад. По саду двигалась темная тень – оскверненное воплощение Евы.
– Что у нас с переносом? – спросил Тодор. Его волновало, укладываются ли они в расписание.
Мендоза выпрямился, потирая ноющую спину.
– Все идет по плану, фамилиар. Я почти закончил.
Тодор обошел его, чтобы взглянуть на вторую сферу, точную копию первой. Разница лишь в том, что эта была заключена в жесткий стальной скелет и подключена к одинокому серверу. Подобно первой сфере, похищенной из гостиницы, в этой имелись восьмиугольные оконца, излучающие голубой свет.
На протяжении двух лет «Тигель» внимательно следил за работой баскской ведьмы. Несколько групп инженеров, не знающих ни друг друга, ни истинной цели своих трудов, в разных частях Европы воссоздавали отдельные элементы ее замысла. Когда они закончили, разрозненные элементы были собраны и соединены воедино, а все их создатели нашли свой безвременный конец: кто погиб в автокатастрофе, кто – на горнолыжных трассах, кто – от передозировки лекарств.
Их задача была выполнена.
Они создали точную копию «Генезиса».
С одним важным исключением.
– Осталось восемь минут, – сообщил Мендоза. – Не хотелось бы спешить: я могу совершить ошибку, и придется начать все сначала.
Тодор представил себе, как копия Евы плывет по проводам в свой новый дом – новую тюрьму.
– Ты уверен, что мы сумеем удержать демона? И заставим подчиниться нашей воле?
– Все должно получиться, – не отрываясь от работы, ответил Мендоза.
– Должно?
Программист поднял на него взгляд.
– Того, кто мог бы ответить точнее, мы упустили.
Та баскская ведьма!
На пальцах Тодора еще чернел глубокий порез – спутница ведьмы осколком фарфора располосовала ему руку до кости.
– Наш «Генезис» – точная копия ее устройства, – пояснил Мендоза. – Никаких отличий. Не вижу причин, почему он не сумеет удержать в себе точную копию программы – клона Евы.
– А как мы будем контролировать это создание?
Мендоза вздохнул.
– И здесь мы следуем замыслам Мары Сильвиеры. С одной лишь разницей: вместо того, чтобы снабдить программу апоптотической аппаратной частью с возможностью аварийной блокировки, мы взяли у Сильвиеры самые мощные механизмы блокировки и встроили их прямо в наше устройство.
– Нечто вроде цифрового кнута?
– Должно работать именно так… Будет так работать, – быстро поправился Мендоза. – Вот почему нам необходимо было создать собственное устройство. Я назвал встроенный механизм «контроллер циклов смерти-воскрешения».
– И что это значит?
– Если Ева нарушит предписанные правила, или выйдет за рамки заданных ей параметров, или попытается выйти за установленные ей географические пределы, она немедленно прекратит свое существование.
– Умрет?
Мендоза кивнул.
– И сразу воскреснет, перезагрузившись здесь, в устройстве. Однако сохранит память о своей смерти. Путем проб и ошибок она быстро поймет, что границы лучше не нарушать. Она поймет, что прикована к этому устройству. Что вне его жизни нет, и что ее собственная жизнь зависит от повиновения приказам.
Тодор снова взглянул на часы. Полночь приближалась слишком быстро.
– И сколько времени понадобится ей, чтобы усвоить все это?
– По нашим оценкам, менее тридцати секунд.
При этих словах Тодор испытал сразу и изумление, и облегчение.
– Но как такое возможно?!
– Вспомните, что программа искусственного интеллекта совсем не похожа на нас. Она мыслит со скоростью света. Может путешествовать по проводам со скоростью электрона. За тридцать секунд она умрет и возродится тысячи раз. Быть может, миллионы раз, если попытается нам сопротивляться. И каждая смерть станет для нее реальностью. Каждая принесет страдание.
– Как машина может чувствовать боль?
– А как мы чувствуем боль? – Тут
