Заявил: – Пошла, ебёна мать!И она «пошла»… По-чемпионски…С места, без раздумий, враз – бегом.Как на лыжной трассе марафонской,Корень мой зажав зубастым ртом…Корень оказался гибким, прочным.Скользким. Только это и спасло.Боль же… боль была такая, точно…Точно в жопу сунули весло!А леченье, – вам оно не интересно;Что вам «охи», «ахи», йод, бинты?Да и мне уже, признаюсь честно,Это всё – порядком до пизды.Умолк на миг старик Густобрехалов,Протёр платком стекло своих очков,С усмешкой глянул на притихших вдруг нахалов,И – дальше врать, – как Мишка Горбачёв:С елдаком, обмотанным бинтами,Я понуро брёл среди кустов.Вдруг раздался голос за кустами:– Эй, Густобрехалов! Будь готов!Грубый слог, но как же нежен голос!(Я его средь тысячи б узнал.)Девственнице, признанной красотке,Скромной Глаше он принадлежал.В чём тут дело? Я заволновался,И во мрак сиреневых кустовЯ шагнул. Шагнул – и растерялся,Проглотив слова: «Всегда готов!»На расшитом коврике уютном,Ослепляя совершенством наготы,Глаша, мне в глаза глядя беспутно,Волновала ножкою кусты.– Ну, давай, возьми меня, мой милый! –Из груди её раздался стон.Ножки разошлись. Она явилаСвой набухший розовый бутон.И сорвать цветок тот бархатистыйНе преминул бы любой другой…Я же, с наслаждением садиста,Пнул от всей души её ногой!!!Не стоит ждать в конце морали,И жемчуга искать в пыли,Когда так густо набрехали,И так цинично наебли!09.1998г.
Этап второй
Густобрехалов снова на коне,Коньяк смакует с долькою лимона.Младые кобеля застыли в тишине,Его словам внимая изумлённо:Юность, юность… В день, когда вручалиКомсомольский новенький билет,В актовом, уютном нашем зале,Мне «химоза» делала минет.Шаловливо, ласково мошонкуЩекоча игривым языком,Обращалась к члену, как к ребёнку:– Бэби, встань для мамочки торчком!«Бэби» был послушным карапузом,Он перечить мамочке не стал.Так привстал, что сделался обузойДля меня. (Я речь как раз толкал:
