О великом прошлом комсомола, О великом будущем его.) Вдруг вздохнул… И содрогнулась школа От дурного крика моего. Грохнулась трибуна. Я остался Перед всем народом без порток. Я стонал, орал и содрогался, Извергая сперму в потолок… Далее – затмение. Не знаю, Что? Куда? Зачем и почему? Грезилось: сейчас и расстреляют. В лучшем случае отпиздят – и в тюрьму. Обошлось. Очнулся не «у стенки», Не на нарах где-то в Соловках. Хоть дрожали пакостно коленки, На живых – не сломанных – ногах. Было от чего: корова-директриса, Исходя гневливо пердежом, Скаля зубы, словно бешеная крыса, Угрожала мне кривым ножом: – Я тебе сейчас устрою блядство! Я тебя, гадёныш, проучу! Я твоё поганое богатство Живо по муде укорочу! Грязный скот! Развратный недоносок! Что, дрожишь? Боишься? Слёзы льёшь! Отсеку, ей-ей же, твой обсосок, Если ты… Меня не отъебёшь! Вот так притча! Вот так наказанье! Разве встанет на такую блядь? А альтернатива? Отрезанье… Ну уж нет! Придётся пособлять. (В смысле – члену, чтобы возбудился, Чтобы приподнялся хоть слегка.) А иначе мигом директриса Жеребца поправит в лошака. Эта мысль промчалась, как торнадо, Как цунами. Буря. Ураган! А корова, жаждая услады, Скинула свой красный кардиган. Оказалось – баба сильно в теле, Жопа, ляжки, груди – всё при ней. В молодости, верно, в «этом деле» Загоняла до смерти парней. Молодость минула, страсть осталась, – Вон, как задрались у ней соски! И унять такую, – вряд ли малость, Мне придётся. «Беби, помоги!» Юности не важен возбудитель, Увидал лобок – и вмиг готов. Так и мой отчаянный долбитель – Заторчал колом без лишних слов. Бешеная баба повалилась На кушетку, ноги разбросав. Сквозь космы влагалища сочилась Ёбальная смазка – как слеза. Член уже хрустел от предвкушенья, Яйца ныли, спермою полны, Я сглотнул, и двинулся к кушетке, Стягивая тесные штаны. Влажные космы, что лес дремучий, Спутались. Попробуй, одолей! Одолел… И корень свой негнучий Засадил – до самых до мудей. Только ждало разочарованье: Оказался так велик карман, Что моё благое начинанье
