Собственно говоря, именно с чего-то такого моя жизнь в двух временах и начиналась. Я лежал без сознания, отлично это осознавал и занимался лечением пострадавшего организма. Правда, имелись и отличия.
Во-первых, пациентов было два. Мне, Скворцову, теперь приходилось приводить хотя бы в относительный порядок сразу и Антонова в двадцать первом веке, и Скворцова в двадцатом.
Во-вторых, их бессознательное состояние было в значительной мере искусственным – оказалось, что сразу по двоим так проще работать.
И наконец, отличался состав бодрствующих около двух тел. В шестьдесят втором году у кровати Скворцова сидела пожилая медсестра, которой в общем-то всякие пациенты давно надоели, и она считала дни до выхода на пенсию. Теперь же у дивана, на котором валялся Антонов, дежурила Марина, и мне стоило немалых трудов убедить ее не вызывать «Скорую помощь». А тело Скворцова плавало в невесомости посреди бытового отсека «Союза», и Гагарин с Леоновым по согласованию с Землей выполняли последнее по времени указание Скворцова – «меня не кантовать, пока сам не очнусь».
Ну вот, кажется, что-то получилось, подумал я. Во всяком случае, и Антонов, и Скворцов теперь смогут продолжить восстановление сил каждый сам по себе. И что это там бубнит?
Я прислушался и разобрал, что Леонов беспокоится – я, мол, уже четвертый виток болтаюсь тут без сознания, так, может, меня перетащить в спускаемый аппарат и зафиксировать в кресле? И садиться, а там пусть им медики занимаются, а то как бы не помер прямо тут.
– Держи карман шире, помрет он, – возражал Гагарин. – Я своими глазами видел, как он управляет своим организмом. Это мы сами виноваты, не уточнили, сколько времени он собирается так висеть, пока была возможность. В общем, пока не минули земные сутки, ничего не предпринимаем. А там запрашиваем указания у Земли.
– Не надо, – встрял в беседу я. – Помогите перебраться в спускаемый аппарат и сообщите на Землю, что мы готовы к посадке.
– Вот, – обрадовался Юрий, – ты уже в порядке?
– В относительном. Чтобы прийти в полный после такого полета, нужно не меньше двух недель. В хорошем санатории на берегу моря, с женой и дочерями. И с собакой, Джульке будет обидно, если его не возьмут.
– Но сейчас перегрузки-то при входе в атмосферу выдержишь?
– А куда ж я денусь? Придется.
Но еще до начала перегрузок нам пришлось маленько поволноваться. Сразу после отделения спускаемого аппарата в кабине раздалось шипение и давление стало резко падать. Но мы были в скафандрах, так что немедленная смерть нам не грозила. Хотя, конечно, это были даже гораздо более легкие скафандры, чем тот, в котором я просидел сначала путь до Луны, а потом – оттуда на околоземную орбиту. Но во всяком случае, десять минут жизни конструкторы гарантировали.
– Твою мать, опять клапан! – раздался в наушниках голос Гагарина. – Леша, закрывай его вручную.
Леонов ослабил ремни, привстал на сиденье и, отодрав панель на потолке над собой, перекинул рычажок клапана. Давление перестало падать, Леонов сел, и вовремя – мы вошли в верхние слои атмосферы, и навалилась перегрузка.
Посадка мне почти не запомнилась. Правда, восемь «же» все-таки доставили несколько неприятных мгновений, но осознание, что скоро сверху будет нормальное небо, а под ногами – настоящая Земля, мне сильно помогло.
Когда мы уже спускались на парашюте и до поверхности земли оставалось километра три, Леонов попытался открыть клапан, иначе внешнее давление не дало бы открыть люк, однако чертов клапан на его усилия не реагировал.
– Да ладно, – слабым голосом предложил я, – ну его на фиг. Сядем и чем-нибудь проковыряем дырку в обшивке, она тонкая.
– Ну вот еще, – возразил Леонов и, достав из-под сиденья молоток, несколько раз сильно ударил по рычагу клапана. В кабину со свистом начал врываться забортный воздух.
– Мы не американцы, без кувалды в космос не летаем, – уточнил Гагарин.
Спускаемый аппарат сел в степи между Волгоградом и Элистой, ближе к Элисте. Я на подгибающихся ногах выполз из него и прислушался к себе, опасаясь обнаружить какие-нибудь дурацкие устремления типа упасть на колени, поцеловать родную почву или сотворить еще что-нибудь этакое. Но к счастью, ничего такого мне хотелось, даже воскликнуть «слава КПСС». Я вяло подумал, что, будь у меня нормальный организм, я бы сейчас, не отходя от «Союза», нажрался бы в сопли для восстановления душевного комфорта. Но он скоро должен восстановиться и сам, так что обойдусь. В конце концов, для того, чтобы упасть и всласть поспать, лично мне никакой водки не нужно.
– Вертолет, – сказал Гагарин. – И вон еще один. Быстро нас нашли, хотя мы и промахнулись с посадкой километров на двести. Хочется надеяться, что фотографов там нет.
– Чем они тебе помешают?
– Мне – ничем, но ты на себя посмотри. Недельная щетина, черные круги под красными глазами, нос синий, и вообще вид до крайности не фотогеничный.
– Вот и хорошо, всякие актрисы и певицы приставать не будут. Пусть вас с Лешей целуют, вы оба и побритые, и без синяков.
С места посадки нас на вертолете доставили в Волгоград, куда через пару часов прилетел не только Келдыш, но и аж сам Шелепин.
– Поздравляю! – заявил он. – Впрочем, я в тебе и не сомневался. Мстислав Всеволодович в восторге, ты привез даже больше, чем он надеялся. Вот только…
Шелепин с сомнением поглядел на меня.
– Интересно, – хмыкнул он, – наверняка ведь в Волгограде есть театры. Хотя, пожалуй, гримеров лучше вызвать из Москвы, военным бортом.
– Под кого вы меня загримировать-то хотите?
– Под человека. В таком виде ни о какой торжественной встрече и выступлении по телевизору речи быть не может.
– Вот именно! – подтвердил я. – И самый эффективный способ – здоровый сон. Вот только я собрался вздремнуть на травке в тени спускаемого аппарата, как прилетели вертолеты. Едва успел задремать на борту – а мы уже в Волгограде. Только-только заселился в номер, а тут вы прилетаете. Если так будет продолжаться, мне никакой гример не поможет. Ответственно заявляю – для обретения должной человекообразности мне нужно поспать часов двенадцать! А лучше, конечно, четырнадцать. И чтоб никто не мешал. С женой я уже поговорил по телефону, а остальные пусть подождут.
– Да-да, конечно, – Шелепин даже слегка смутился. – Значит, завтра ты будешь готов к торжественной встрече в Москве? Отдыхай, я лично прослежу, чтобы тебя никто не беспокоил.
Оказалось, что я несколько переоценил свои силы – поспать у меня получилось только одиннадцать с половиной часов, больше я не смог. Однако Шелепину этого времени хватило, чтобы успеть за что-то влепить строгий выговор с занесением первому секретарю волгоградского горкома.
В Москву мы полетели на правительственном ТУ-114. До этого момента ни Антонов, ни Скворцов на таком самолете не летали, однако обоим попадались о нем довольно-таки негативные отзывы. Так вот, ответственно
