– Все будет хорошо, – смеялся Чек. – Жизнь качнется в нужную сторону, вот увидите. Сирень, а вы знаете стихи?
– Знаю, – ответила я.
– Нет, на русском? Прочтите что-нибудь.
Я начала читать, но Человек меня тут же остановил, заявив, что я не умею читать, что я читаю, как пономарь, а надо вот так!
Он откинул брезентовую крышу квадра и стал читать стихи, с задором, размахивая рукой и брызжа слюной, как, наверное, читали эти стихи их молодые голодные авторы в стране, которой больше никогда не будет, от которой осталась лишь память, от которой остались мои голубые глаза.
Стихи он читал превосходно.
Человек читал злые, веселые стихи, искренне щелкал обломанными зубами, тряс остатками седой гривы, грозил кулаком то китайцам, а то и небу, которое здесь висело особенно близко. Так хорошо читал стихи только один человек, Сиро Синкай, на зимней заснеженной улице, давно. Я его убила.
Артем усмехался, а я слушала.
Чек скоро выдохся, и стихи кончились. Мы переехали старый мост над полувысохшей рекой, дорога свернула к горам. Или к слишком крутым сопкам… Нет, наверное, все-таки к горам, вокруг которых завелись фанзы, сараи и хижины самого разного вида, правда, не в таком количестве, как в Южном.
– Это Огоньки, – сказал Чек. – Прекрасный был поселок до Войны, чудесный, мы сюда с ребятами ездили. Знаете, здесь удивительная почва, на ней рос виноград, росли арбузы. Благодатное место, райский уголок. Вон там… – Чек указал пальцем. – Да-да, вон там, правее, гора Влюбленных, фантастическое место, такой воздух, такие травы! Здесь тек прекрасный ручей, а где он впадал в реку – водопад. Я помню. Мы сидели вон там, рядом с водой, и слушали ее звук. Вы когда-нибудь слышали водопад?
– Да, – сказала я. – В Японии.
– Там другие водопады, – отмахнулся Чек. – Они совсем не те, они неправильные. Эх, видели бы вы эти места! А сейчас…
Да, если здесь и было раньше райское местечко, то сейчас от него не осталось и тени. Горы, некогда зеленевшие лесом, стояли голы и черны, лес давно выгорел, а тот, что недовыгорел, пустили на жилища, отчего они походили на куски угля. В этих странных домах, правда, кажется, не осталось прежних жителей, теперь дома стояли пустые и потихоньку разбирались на дрова.
Появились китайцы, пожалуй, несколько тысяч, они молча шагали в сторону Ловецкого перевала, не замечая нас.
Огоньки. Девочка, моя милая девочка, за райскими вратами давно уже распотрошили последнего единорога, ты же знаешь.
Артем сказал, что двигатель начал потеть маслом и перед подъемом на сам перевал его необходимо хоть немного охладить. Он сдал обороты и вырулил к бетонному каркасу разрушенного еще во время войны двухэтажного здания. Мы остановились. Артем сказал, что следует перекусить, потому что подъем предстоит долгий. Перекусить все были не против, а мне, наоборот, есть не хотелось. Огоньки.
Сквер и памятник. Сквер давно вытоптали, кроме того, он зарос невысокой колючей дрянью, мелким выродившимся кустарником, шипастым, с красными цветочками, а памятник устоял, но сделался безобразным, его объели кислотные дожди и выщербили ветры, и теперь в нем с трудом угадывался человек.
Я приблизилась к памятнику и довольно долго смотрела на него, пытаясь в размытых линиях увидеть черты лица, понять, кем он был. Скорее всего, старинный герой, отмеченный бронзой за подвиги. Разрушенное здание являлось школой или чем-то подобным, прошлые дети смотрели на памятник и брали с него пример. Возможно, космонавт, или выдающийся деятель здравоохранения, или геолог… Вдруг представилось, что это местный футуролог, Кассандр Амадей Лето. Ему поставили памятник еще при жизни, но время обошлось с ним сурово, не сохранив ни имени, ни лица, ни его предсказаний, и лишь будущее, равнодушное и неприступное, сохранит в себе память о нем. Странно, что памятник уцелел. Что его не распилили, не повалили ради каких-то непонятных целей.
Человек и Ерш ели, Артем возился с квадром, а я знала, что будет дальше.
Двигатель не завелся. Артем долго дергал пускач и пытался растолкать квадр с хода, однако ничего не получилось; Артем полез в мотор и скоро нашел причину – отставший контакт генератора, всю дорогу в гору аккумулятор не заряжался, и теперь оживить машину не представлялось возможным. Артем некоторое время сосредоточенно пинал колесо квадра, потом успокоился.
Дальше мы шли пешком.
Ловецкий перевал, соединявший центральную часть острова с его южной оконечностью, выглядел мертво. Леса, некогда в изобилии зеленевшие здесь, пришли в негодность и высохли, так что основной цвет местности стал красно-ржавый и черный от множества подпалин. Артем рассказал, что раньше на перевале селились китайские общины, занимавшиеся заготовкой топлива. Рубка леса на Сахалине запрещена; некоторые квоты имеют лесозаготовительные компании, состоящие из бывших каторжников, впрочем, квоты эти невелики и едва-едва покрывают потребность в строительных материалах, добывать же лес в качестве источника дров нельзя вовсе. Зимы же на острове случаются если и не лютые, то вполне прохладные; отапливаться покупаемым углем может лишь состоятельный островитянин, большинство находит другие способы.
В условиях нехватки топлива расцвела заготовка хвороста и сухопада, поскольку отмершие ветки и упавшие деревья собирать разрешалось; артели, которые занимались этим промыслом, базировались в окрестностях Южного. Едва наступала весна и сходил снег, группы собирателей направлялись в леса, сохранившиеся в районе. Они добывали валежник и сухопад, сортировали, разделывали, прессовали и вывозили на склады возле города; кроме того, использовалась сухая хвоя, шишки, мох, торф – артельщики выгребали все, что могло гореть, – именно эти склады мы видели недавно в Южном.
В оставленных нами Огоньках долгое время располагался лесной пост, занимавшийся надзором за просторами и контролем за добычей топлива, однако со временем средств на содержание этого поста стали выделять все меньше и меньше, и в итоге его ликвидировали; в отсутствие контроля начались многочисленные злоупотребления, а потом и злодеяния. Артели, которым удалось объединить мощности, занялись планомерным уничтожением оставшихся лесных массивов. Технология этого процесса, по словам Артема, была предельно проста: лесозаготовители бурили вокруг выбранного дерева шурфы и закачивали в них соленую воду, которую брали в море. При наличии малоограниченных людских ресурсов должное количество морской воды доставить до цели сложностей не представляло – от побережья в глубь острова пролегли тайные соляные тропы, по которым доставлялась в канистрах вода. Артем
