Таис хотела возразить.
— Погоди!
Я поднял руку.
— Дай мне закончить. Это важно. Я знаю, что, как бы там ни было написано в документах, ты для меня не просто… ты для меня…
Язык заплетался; я путался в словах, как больной, разучившийся говорить. Пропитанный химией воздух обжигал горло.
— Я люблю тебя, — сказал я. — И неважно, как зовут тебя на самом деле — Лидия или нет. Для меня Лидия — это ты, а не та женщина в…
Я не договорил. Таис молчала. Она посмотрела на меня зелеными глазами, в которых отражался колкий электрический свет, а потом повернулась к двери.
— Сегодня мой последний день здесь, — сказала Таис. — Завтра меня переводят на другой проект. Возможно, мы больше не увидимся.
Я открыл рот и беспомощно протянул к ней руки. Все вокруг застилала белизна.
Таис шагнула в зияющий дверной проем.
— Если только… — пробормотал я. — Если только в дэ два действительно…
С лязгом закрылась дверь, и я вздрогнул, очнувшись.
1
Все вокруг заполонил красный пульсирующий свет, словно в глазах у меня лопнули кровеносные сосуды. Истошный свист впивался, как раскаленный бур, в черепную коробку. Я застонал от боли и вытащил из уха визжащий сигнализатор. Небольшой, похожий на яблочное семя, он все еще вибрировал в руке. Я сжал пальцы. Передатчик щелкнул и переломился, и два его смятых обломка разлетелись в разные стороны в кровавом мареве над головой.
Я не понимал, что происходит.
Меня волной накрыла непроницаемая тишина. Я был один. Я тонул в невесомости. Каждый вздох давался мне с трудом, а грудь разрывало от боли — точно от смертельной раны, из которой бьет кровь, окутывая тебя красным туманом.
Я прижал к груди руку и почувствовал, как тяжело и неровно стучит сердце. Но я был жив. Я находился в рубке, залитой аварийным светом. Где–то далеко, за плотной поволокой из безумных огней, мелькали экраны терминалов. Генераторы воздуха работали, однако каждый вздох отдавал привкусом ртути, как венозной кровью.
Я дернулся от боли и зашелся кашлем. Но я был жив. Я потерял сознание, меня выбросило из нейроинтерфейса, и я…
Лида!
Она оставалась в кубрике, плотно укутанная в кокон. «Ахилл», возможно, доживал последние мгновения, отрубалось электричество, гасли экраны терминалов, и воздух заполняла тяжелая ртуть, но все это было неважно.
Я изогнулся и, напрягая глаза, рассмотрел в кровавой поволоке открытый люк. Я барахтался, пытаясь зацепиться за что–нибудь. Грудь по–прежнему распирало от боли.
Внезапно меня, как волной, понесло к открытому проему, и я вывалился в коридор. От двери в кубрик меня отделяло лишь несколько метров, я схватился за поручень в стене, и тут же странная неумолимая сила — словно потоки воздуха в аэродинамической трубе — потянула меня вниз, в пропасть. Коридор перевернулся, превратившись в отвесный туннель, и я повис над ним, чувствуя, как невозможная гравитация разжимает мои пальцы.
Лида!
Я изо всех сил рванулся вперед, прыгнул, превозмогая слабость, — и ухватился за следующую скобу.
Лида была в нескольких метрах от меня.
Я посмотрел на закрытый люк над головой и попытался зацепиться за еще один поручень, но коридор вновь покачнулся, а пол стал меняться местами с потолком. Я повис, едва удерживаясь двумя руками за дрожащую перекладину; меня затаскивало в отверстую бездну, в хаос из мельтешащих красных огней.
Руки вспотели, стали соскальзывать пальцы. Я постарался подтянуться, но очередной толчок сорвал меня со стены. Я ударился спиной о выступ и вдруг повис посреди коридора. Мое тело опять потеряло вес.
Нельзя было терять ни секунды.
Я снова прижался к стене и принялся карабкаться вверх, к закрытому люку. Когда толстая металлическая створка оказалась прямо надо мной, коридор вновь превратился в отвесный колодец, и я едва удержался за поручень, с трудом сопротивляясь силе тяжести, неумолимо тянувшей вниз.
Сенсорная панель замка слабо подсвечивалась красным. Дверь в кубрик была закрыта. Я протянул к панели ослабленную руку. Мышцы напряглись, пальцы задрожали. Ноги скользили по гулкой обшивке стены. Коридор затрясло, как при перегрузках во время посадки, и я схватился за поручень обеими руками.
Только бы не сорваться.
Я чувствовал, что остаются последние секунды. Мне вдруг вспомнились слова старого профессора из института о выходе из лабиринта.
— Лидия… — прошептал я.
Я приник к стене, набрал побольше воздуха в грудь — отравленного и пустого, пропитанного углекислым газом, — и прижал ладонь к сенсорной панели замка.
Люк с грохотом открылся.
0
