– Уходить надо, Бугор! – задыхался Кощей. – Иначе накроют, как пить дать накроют!
– Сейчас уйдем! – тяжело дышал Стрельников. Он потянул рюкзак, трясина застонала, как капризный щенок, у которого отнимают сладкое. – Вытащу этого клоуна, и уйдем!
Вены на шее бугра вздулись от напряжения, брезентовая ткань треснула, из прорехи выпала банка с консервами, с сочным бульканьем исчезла в темной воде. Брезент расползался с отвратительным крысиным скрежетом. В воду сыпались банки с тушенкой, пачки сухарей, целлулоидные обертки сигарет. Вода является отличным проводником звука, голоса солдат рассыпались в воздухе дробным эхом.
– Накроют, сука! – простонал Ершов. – По вине дешевого чушка накроют!
На берегу объявились люди в защитной форме, угрожающе лязгали затворы. Трясина издала победный рык. Рядом с головой Костенко всплыл жирный пузырь и лопнул, обдав лицо горемыки капельками черной сукровицы. Степа захлебнулся криком, выпучил глаза, словно недоумевал, как это могла с ним такая неприятность случиться? Порция газа вырвалась со дна болота, жижа медленно покрывалась зелеными соцветиями.
– Аминь! – произнес Кощей, плюнул в воду. – Утоп чушок!
– Тварь! – сжал кулаки Малышев, шагнул вперед. – Человек погиб!
– Если будете грызться, я вас обоих прикончу до того, как цырики шмалять начнут! – проговорил Стрельников. Он хмуро смотрел на зеленую ряску, затягивающую губительную пойму. – Мой прокол, – процедил сквозь зубы старшина. – Парень не должен был сгибнуть…
И тотчас, в подтверждение его слов, с берега раздался голос офицера:
– Всем оставаться на месте, иначе откроем огонь!
Собаки заходились кашлем, рвались с поводков.
– Они будут стрелять, бугор? – робко спросил Кощей. Он уже не помышлял о триумфе, страх пересилил остальные эмоции. Его смущало отношение Стрельникова к такой мелочи, как смерть никчемного насильника. Видать, и у каменного бугра есть болевые точки!
– Вряд ли! – Старшина оценил расстояние до берега, извлек из кармана мокрую пачку сигарет, критически осмотрел разбухший табак.
– Они пустят собак?
– Псы погибнут в болоте, как наш бравый проводник. И шмалять нет резона. Между нами и служивыми находится сопка с березовой рощицей. Попасть в неопределенную цель затруднительно, но и нам, по мнению вояк, деваться некуда. Повсюду трясина. Они будут ждать, пока прилетит вертушка.
Стрельников внимательно изучал озерцо. До него двести метров, узкий перешеек вдоль мертвых пятен непроходимой трясины вел к стелящимся ветвям плакучих ив. Все время пути они будут вне зоны обстрела. Если повезет, минуют топь, сухая тропа видна невооруженным глазом.
– Можно рискнуть…
Издалека донесся стрекот вертолета.
– Бегом!
Старшина наугад бежал по тропе. Двести метров, неплохой спринт в болотной жиже. Малышев и Ершов недолго раздумывали. Шаг в сторону, и участь злополучного насильника гарантирована. Ракурс обзора сместился, они попали в поле зрения солдат. Острая пуля срезала на корню молодую березку, автомат харкнул дважды, зло, хрипло, как разбуженный пес, и замолчал. Они нужны Зубову живыми. Вернее, нужен один человек. Майор ГРУ в отставке, а ныне заключенный зоны строгого режима Павел Стрельников. Озеро появилось в поле зрения неожиданно. Люди пересекли канаву со стоячей водой и оказались на берегу. От воды поднимались влажные испарения, отражались рубиновые лучи восходящего солнца. Солдаты остались позади; чтобы добраться до побережья, следовало обойти озеро с восточной стороны. Вертолет описал круг над лесом. Беглецы были обречены.
– А где телка? – оскалился Кощей.
– Плавать все умеют?
Стрельников, не дожидаясь ответа, нырнул в воду. Малышев последовал за ним, а Ершов нерешительно топтался на месте, вглядываясь в завихрения голубого тумана. Как все невротики, он обладал неплохой интуицией. Вспомнились слова незадачливого проводника. Нечистая сила, духи. Сильными гребками бугор продвигался к воронке. Собачий лай приближался, времени на раздумье не оставалось.
Ноги увязли в илистом дне, вода оказалась густой, тяжелой, как кисель, влекла ко дну. Приходилось изо всех сил работать руками, чтобы оставаться на плаву. Голова Стрельникова скрылась в сердцевине тумана. Почему-то стало очень тихо. Умолкли птицы, лай сторожевых псов, все исчезло. Кощей фыркал, как тюлень, отплевывался от холодной воды. Сознание помутилось, он отчетливо увидел оскаленную собачью пасть. Чудной и жуткий пес, будто свинью и крысу скрестили! Зверь свирепо зарычал, Ершов издал отчаянный вопль, но крика своего не услышал. Властная тяжесть влекла его ко дну, ноги будто налились свинцом. Он решил, что тонет, но в то же мгновение нечто подняло его в воздух и повлекло к туманной воронке. Последнее, что он успел запомнить, – это чернеющий в глубине воронки алый, трепещущий глаз…
Глава 6
Петрополис
…Выход на улицу перекрыли верткие машинки тайной полиции. Приземистые, похожие на жуков-скарабеев автомобили извергали дым из высоких труб. Пахло ладаном, как в церкви. Для запуска паровых двигателей использовался кизяк – высушенный, переработанный навоз с хитроумными добавками, состав которых держался в секрете. При горении смесь издавала приятный, сладковатый аромат. На бортах машин цвели фирменные логотипы тайной полиции – свастика, вплетенная в круг. Символ разрушения. Полицейские установили заградительный барьер между проспектом и прилегающими улицами – прозрачную леску, приспособление, способное при контакте с кожей нанести нешуточные ожоги.
Всадник гарцевал верхом на лошади, умное животное косило выпученным глазом в сторону лески, инстинкт подсказывал невидимую опасность. Всадник спешился, миновал отмеченный флажками проход, воздел сомкнутый кулак в приветствии. В его руке мелькнул запечатанный сургучом пакет. Офицер небрежно кивнул, разорвал плотную бумагу. Низкий лоб прорезала глубокая морщина.
– Яволь!
Посыльный вскарабкался в седло, ударил шпорами. Офицер подошел к вагончику, отдал короткую команду. На набережной столпились зеваки, с интересом наблюдая за полицейской операцией. К людям направился офицер, он громко орал, пытаясь разогнать невольных свидетелей. В ответ из толпы полетели камни, куски глины, раздался смех. Зрительную ложу оккупировали представители социальных низов общества. Смерды, бакланы, гулящие женщины. Разбитная бабенка отделилась от толпы, подбежала к офицеру, задрала юбку и, изловчившись, ударила ногой ему в пах.
– Псы!!! Псы поганые! – зашумела толпа.
В среде плебса псами называли любого служителя власти, независимо от чина и звания. Вознаграждением за геройский поступок смелой шалаве послужили громкие аплодисменты. Полицейский согнулся, зажал ладонями причинное место и поковылял к вагончику. Горожане шумно обсуждали смелый поступок шалавы, девушка принимала поздравления товарищей.
Если возле набережной сгруппировались представители неимущих слоев населения,
