– Да нет, что вы! – помотал головой. – Просто знакомые теорию разрабатывают, что чувства, в том числе привязанность и любовь, возникают из-за электрических процессов в мозге. Вот я и подумал, может, вы проанализировали процессы в мозге жены и пришли к таким выводам. Тогда я бы спросил у вас подробности и передал…
У Бабонтии был очень странный взгляд, словно…
– Я вас чем-то обидел? – неуверенно спросил я.
– То есть тебе все равно, что жена к тебе равнодушна?
– Конечно, равнодушие супруги – это большая проблема в семейной жизни. Как и непонимание. Но в нашем случае ее неспособность меня полюбить – удачное стечение обстоятельств.
– И ты не хочешь проверить правдивость моих слов?
Вопрос вверг меня в ступор, я не сразу смог объяснить:
– Вы моя родовая магия, я вам верю.
– О-о-о… – Бабонтия затянулась. Посмотрела в потолок. Снова на меня. Голос ее стал мягким и вкрадчивым. – А как же исследовательский интерес? Некто, не будем акцентировать внимание на личности, сделал спорное утверждение. Неужели не хочется его проверить, доказать обратное?
– В обычных обстоятельствах – да. Но вам я верю. К тому же любовь жены ко мне усложнила бы борьбу с чарами браслета. Я не должен ее провоцировать, ведь если жена им поддастся, брак подтвердится, и браслет будет не снять. А я обещал вернуть ее в тот мир.
После паузы Бабонтия вздохнула:
– Тяжелый случай.
– В каком смысле?
– Похоже, во многих.
– А в каких конкретно?
Бабонтия откинулась на подушки и молча курила. Две минуты я ждал, не захочет ли она что-нибудь добавить, а мысли распределялись между несколькими важнейшими вопросами:
Где и как искать маму?
Что делать с женой?
Что случилось с кровью Какики?
Захватить успокоительное министру, прежде чем сообщать, что проблема растянется на год?..
– Уважаемая Бабонтия Мулькура, можно еще вопрос? – Она не посмотрела на меня, но вскинула бровь, и я счел это разрешением продолжать. – Тут у нас случилось интересное убийство. Моего почти соседа Какики…
– Новичка-иностранца?
– Э, да, его предки переселились к нам двести пятьдесят лет назад. Его убили, источник раскололся, а кровь Какики стала кристаллами со структурой, как у источника родовой магии. Вы не подскажете, что это значит?
Бабонтия смежила веки. Снова посмотрела в потолок:
– Не знаю.
Я не очень разбирался в родовых духах, но, кажется, она сказала неправду.
– Может, что-нибудь подскажете? Какие-нибудь намеки? Информацию об истоках родовой магии и принципах работы кристаллов предки нам не оставили, но вы…
– Ничего не знаю. – Она закусила мундштук.
– Совсем?
Ее губы растянулись в зловещей улыбке.
– Я всего лишь родовая магия. Дух, служительница. Откуда мне знать такие важные вещи? Мой удел – давать силу. Так бери ее и решай проблемы самостоятельно.
– Вы правы. Спасибо за совет. – Я пошел просить у жены вернуть из недр дома библиотеку.
Бабонтия резко села, проводила меня взглядом до двери, но так ничего и не добавила.
Вроде она милая, интересно, почему было столько предупреждений? Или Бабонтия проявит себя позже?
Надо оставить ее материализованной, посмотреть, что будет. И вдруг она что-нибудь да подскажет.
Едва отворил мощную сейфовую дверь, навстречу метнулся человек в темной форме. От неожиданности я отшатнулся, потом вспомнил, что это приставленный для охраны офицер. На столике перед вторым, сидевшим на диване, были тарелки с пирожными и большой пузатый травник. А жена у меня гостеприимная.
– Вам послание от министра. – Офицер протянул конверт.
Сломав черную печать, я развернул лист:
«Пришлю полицейский кеб к пяти, он отвезет тебя во дворец.
В пять будь готов.
Надеюсь, ты решил нашу проблему.
В противном случае помни, что надо:
1) Одеть жену соответственно.
2) Объяснить ей правила поведения.
И сам оденься прилично, а не как в прошлый раз.
Раввер».Значит, ехать на прием придется. И платье… Надо найти платье. И объяснить все жене.
Ох, лучше бы я посмотрел браслет Какики или снимки с места преступления, или…
Да в мире море занятий куда более увлекательных, чем визит во дворец! К сожалению, ни императорская семья, ни министр этого не понимают.
Глава 20
Пахло жареным. В прямом и переносном смысле: в целях успокоения нервов я пекла блины, а в голове упорно билась мысль, что творится что-то опасное. Мама Лавентина явно не в темных подворотнях гуляла, когда ее похитили, а к Лавентину приставили охрану. И как передал привратный дух, у дома заступили на дежурство полицейские.
«Господи, – мысленно воззвала в приступе религиозности, – помоги скорее вернуться домой, а? – Подняла взгляд к потолку. – Если слышишь – помоги, я у Лавентина слиток золота выпрошу и в храм пожертвую. Правда-правда… А если не выпрошу, то на слиток заработаю и отдам».
Запахло горелым, я перевернула блин с тонкой сеткой темно-коричневой корочки. Вера, ожидавшая с кусочком масла на ноже, вопросительно на меня посмотрела.
Подхватив испорченный блин, я швырнула его в мусорное ведро и залила сковороду тестом. Вздохнула. Вера положила нож на масленку и обняла меня за бедра.
– Спасибо, милая, – потрепала ее по голове, пригладила корявые косички. – Ничего страшного, сейчас сделаем блинный пирог, дернем с молоком.
В памяти с новой силой всплыло «дорогая, я скоро», произнесенное двумя голосами.
Лавентина.
И Павлика.
До свадьбы Павлик часто так говорил, когда уходил в магазин или покурить. А теперь эта фраза в устах Лавентина – прямо мороз по коже.
Я едва успела перевернуть зарумянившийся блин. И отругала себя за сентиментальность. Павлик, вернее, Павел Сергеевич, теперь пройденный этап. Все.
Только сердце упрямо сжималось, ныло, снова задавалось вопросом: почему? Неужели человека делают тряпки? Неужели юбка вместо джинсов делает более хорошей спутницей жизни? Что, Светка готовить из-за юбки лучше стала или порядок в доме научилась поддерживать? Нет.
И зачем обманывать, если разлюбил? Разводился бы и жил со Светкой.
Циничная часть меня отозвалась: «У нее съемная однушка, требований выше крыши и готовить она умеет только пельмени из магазина. Да и мусор она вряд ли стала бы сама выносить, в отличие от тебя».
Как же хотелось, чтобы эта циничная часть сейчас молчала, а не выкручивала внутренности и душу своими предположениями.
Я гневно сбросила блин на стопку других и вылила остатки теста на сковороду. Вера прижала к новому блину кусочек масла, расплавила и присыпала сахарной пудрой.
– Уже заканчиваем. – А голос-то дрожал, я сглотнула.
«Все будет хорошо, – старалась дышать глубоко, чтобы развязался в груди тугой узел страха и обиды. – Попрошу у Лавентина моральную компенсацию, съезжу на эти деньги в отпуск, позажигаю с какими-нибудь туристами, восстановлю нервишки. И вообще, мама говорила, что ранние браки редко кончаются хорошо, что молодым погулять надо, что это только от переизбытка гормонов кажется, что Павлик – тот самый единственный и неповторимый».
Щеку защекотала слеза, я поспешно стерла ее кулаком и, перевернув блин, выключила плиту.
– А еще нам нужно молоко, – прошептала я. Все дрожало в мареве слез. В «холодильнике» звякнуло. – Вот и оно.
Если Вера снова меня обнимет, я точно разрыдаюсь.
– А что это такое? – послышался сбоку голос Лавентина.
И мысли переключились, тугой комок внутри расслабился. Сморгнув слезы, я проследила за взглядом Лавентина и пояснила:
– Блинный пирог. Хочешь попробовать?
– Да. – Он почесал в затылке. – С удовольствием. Спасибо.
– Садись. Сейчас молока налью и отрежу кусок. Вера, переставь пирог на стол, пожалуйста.
В «холодильнике» меня ждал большой кувшин с
