Королю явно ни о чем не сказало это название, потому что он продолжал слушать меня внимательно, ни на грамм не изменившись в лице.
– Страшная болезнь, – вздохнул я. – Умирает девять из десяти заболевших, – вот теперь король побледнел, как и его хмурые гости. – От нее нет универсального лекарства. Если, конечно, ваши лекари не придумали его.
Я перевел на мужчин взгляд, который, впрочем, они не могли видеть из-за моего капюшона.
Один из мужчин неуверенно глянул на короля. Райнер хмуро кивнул ему, явно давая добро на разглашение какой-то информации.
– Мы нашли лекарство, – сказал он несколько неуверенно. – Оно помогает в семи случаях из десяти.
– Лучше, чем ничего, – обрадовался я. Конечно, было бы идеально, если бы лекарство излечивало на сто процентов, но даже так это больше, на что мы могли бы рассчитывать. Я, конечно, могу вылечить с помощью своих плетений, но я просто физически не успею побывать везде. У этой болезни слишком небольшой инкубационный срок. За неделю я не смогу побывать во всех поселениях, где была замечена вспышка этой болезни. – Оно сложное в приготовлении?
– Не особо, – взял слово второй мужчина, невысокий, худой, с уставшим и осунувшимся лицом. Впрочем, второй выглядел ничуть не лучше. Сразу понятно – они давно не спали, пытаясь найти лекарство. – Нам нужно только…
Они начали перечислять какие-то совершенно дикие ингредиенты, такие, как лапы мохноногой гусеницы или крылья ночного бубенчика. Что за ночной бубенчик? Понятия не имею. У меня на севере все звери, птицы и насекомые вполне нормальные. Олени, кабаны, бабочки да кузнечики. У меня закрадывается мысль, что все эти странные звери живут где-то на юге. Стоит вспомнить только гигантскую болотную лягушку, лапки которой маринуют в протухшем желтке (или белке?), чтобы потом растереть и добавить в зелье.
Я с умным видом покивал (да, они меня не видят из-за капюшона, ну и что), а потом спросил:
– Я так и не понял, в чем проблема? Лекарство найдено. Как я понял, сложности в приготовлении нет. Рецепт можно написать и отправить либо гонцами в ближайшие поселения, в которых замечены больные, либо птицами. В чем проблема?
– В том, что мы не знаем, как переносится эта болезнь. Если не устранить причину возникновения, то можно бесконечно лечить людей.
– Виноваты блохи, – я пожал плечами.
– Блохи? – король выглядел удивленным. Он несколько растерянно осмотрел свою комнату, задерживая взгляд на пушистых шкурах на полу. А потом перевел взгляд на лекарей.
– Верно. У вас же как-то травят крыс? Нужно этим озаботиться. Я думаю, понятно, что все, где могут спрятаться блохи, необходимо сжечь? Кроме того, тела больных необходимо держать в чистоте. Постоянно обмывать. Вы правильно сделали, что запретили вход и выход из столицы. И то, что тела сжигаете, тоже правильно. Нужно тщательно следить, чтобы нигде не осталось незамеченного погибшего. Дома с больными необходимо проверять и держать в чистоте.
Лекари оживились, хотя я и видел сомнение, написанное у них на лицах. Они явно не были уверены, что я сказал правду. Мне главное, чтобы поверил король, а остальное неважно. К счастью, Райнер давно научился мне доверять, поэтому не стал сомневаться.
Он тут же обратил все свое внимание на лекарей. Вскоре во все стороны помчались гонцы, унося с собой рецепт лекарства и некоторые весьма редкие ингредиенты, которые можно было приобрести только в столице. Правда, перед этим им пришлось пройти некоторые процедуры, исключающие то, что они вынесут болезнь из столицы.
Я был доволен, что в этот раз мне не пришлось все делать самому. Нет, я, конечно, ходил по замку короля, поднимая на ноги богатых бездельников, многие из которых уже готовились к загробной жизни.
Слуги буквально выдраили весь замок. Шкуры сжигать не стали (не понимаю их любви к ним совершенно). Лекари окуривали их какими-то травами, отдаленно похожими на полынь. После этого дыма все блохи погибали.
Вскоре вся Дея пахла этим дымом. Люди окуривали не только шкуры, но и дома. Они стали носить пучки этой не слишком приятно пахнущей травы на шеях. Ею застилали полы в домах. Клали ее в постели. Лекари рекомендовали заваривать ее и промывать тела и волосы.
Мне кажется, вскоре все блохи, которые только могли после такой атаки передвигаться, поспешно покинули столицу. Вскоре мне стало казаться, что я и сам весь пропах этим запахом.
Вылечить богатых замковых наследников было не так уж и трудно. Все происходило просто и стандартно. Я приходил, бросал плетение, наблюдал за больным пару минут и уходил к следующему.
Именно поэтому я решил, что выживаемость хотя бы в столице можно увеличить. У лекарей я получил списки тех, кто не поддается лечению по каким-то неясным причинам. Такими были как минимум три человека из десяти заболевших. В чем причина того, что лекарство им не помогает, лекари не знали. Я тоже, до тех пор, пока не увидел таких людей своими глазами. Всё дело было в слишком слабом организме.
Ослабленный организм попросту не справлялся с болезнью, даже несмотря на лекарство. В зону риска попадали недавно родившие женщины, переболевшие не так давно чем-то тяжелым, имеющие какие-либо хронические заболевания, долгое время по какой-то причине голодавшие. Я не знаю, реагировала ли чума в моем прошлом мире на подобное. В этом же ослабленных людей она убивала быстро и со стопроцентной вероятностью, невзирая на лечение.
Вот лечением таких людей я и занялся. В группе риска оказалось много женщин и детей. Мне выделили одного лекаря и список с номерами домов, в которых находились безнадежные больные.
Скажу вам прямо, в те дни я повидал столько горя и отчаяния, сколько не видел во время войны с Зачари. Эмоции пробивались через все мои барьеры.
Иногда мы не успевали. Часто в такие моменты я видел ненависть, горящую в глазах тех, кто потерял близкого человека. На меня кидались, бросали камнями, пытались выцарапать глаза. Люди страдали, и им нужен был объект, на который можно было выплеснуть свое горе и ненависть к несправедливости. И закутанный в черный балахон маг, который слишком долго шел и не успел, казался им идеальной кандидатурой.
После первого такого инцидента, когда на меня бросилась с криками безутешная мать, Райнер приставил ко мне охрану.
Горечь от жженой травы оседала на языке, заставляя постоянно сплевывать и морщиться. Кажется, я навсегда запомню этот вкус и запах. Они настолько переплелись в моем сознании со страданием, болью и обезображенными гниющими ранами, что долго еще будут ассоциироваться с болезнью и смертью.
После того, как мы отбили столицу, я засобирался домой. Мы ведь так и не узнали, откуда пришла болезнь. Хотя у короля и была мысль, что больной
