Он чуть улыбнулся:
— Я бы никогда не подумал, что стану химерой при таком условии, как, прошу прощения, чрезмерное потоотделение. Или псориаз.
— Это делает вас исключительно подходящим для сложных шифровок. Даже если бы ваши похитители додумались для активации крови использовать ДНК, они бы все равно не знали, что у вас ДНК не только одного вида. С еще меньшей долей вероятности они бы могли сообразить ради обретения полного ключа сканировать вас под ультрафиолетом.
Его похитители; она сказала это так, словно они некоторым образом принадлежали Коди. Или же являлись его личной проблемой — его патологией.
— Однажды кому–нибудь такое придет в голову. Если, конечно, никто первым не продаст тайну, — добавил он. В голове промелькнуло и исчезло женское имя ЛаРу или ЛаДэн и отрывок старого фильма.
— Оптимистично, — засмеялась дама. — Обычно мало кто может себе позволить взять в аренду полный секвенсор, не говоря об обслуживающем аппарат персонале, который должен быть достаточно умен, чтобы понять, что у вас два вида ДНК и для расшифровки понадобятся оба. — Тут она еще раз хохотнула, на сей раз чуть искренней. — Вопреки слухам, злой гений — существо мифическое. Никто не встает на путь совершения преступлений по причине выдающегося интеллекта. Но это дело десятое. Мы по–прежнему хотим, чтобы вы работали только на нас. Мне известно, что вам уже делали такое предложение раньше — несколько раз, да? Вам как сотруднику будут платить существенно больше, также в случае кризисной ситуации полагаются премии…
— «Кризисные ситуации»? Что–то вроде надбавки за вредность?
Дама чуть запнулась, когда Коди ее прервал, и продолжила:
— Связанные с профессиональной деятельностью преимущества также весьма значимы: медицинская страховка, ежегодный отпуск и отпуск по рождению ребенка…
— Стоматолог?
На сей раз она замолчала и посмотрела на него.
— А также офтальмолог. Даже надбавка на приобретение одежды.
Коди хотел было спросить, как она использует свою надбавку, но решил не переходить на личности.
— Также мы можем крайне гибко подойти к выбору вашего прикрытия, — продолжала она. — Какая–нибудь неброская профессия вроде бухгалтера или… — Она неожиданно сбилась, и стало ясно, что такое с ней случалось не часто.
— …программиста, — предложил он и глуповато улыбнулся. — Шучу.
— Может сработать; подойдет все то, что приятно и обычно. Свадебные альбомы и семейные, фотографии детишек, что–то подобное.
— Я в самом деле пошутил. Компьютерные программы для меня — темный лес.
— Можете даже работать неполный день…
— Нет. — Он вежливо, но твердо покачал головой. — Если я начну работать на вас, то перестану быть курьером. Я стану сотрудником правительства в высокосекретной области под военной юрисдикцией. Стоит мне потерять членство в профсоюзе, как ставки будут сделаны. У меня останетесь только вы.
— А это немало, — с упреком проговорила дама. — Вы даже представить себе не можете, как много.
«На самом деле могу, — мысленно ответил Коди ей, — но, если с меня сдерут кожу и подвесят труп на какой–нибудь парковке, мне уже будет плевать на легенду». Он снова покачал головой.
— Если вы вольетесь в наши ряды, мы расскажем вам гораздо больше о том, что вы делаете. Разве вам не интересно…
— Нет! — Вышло громче и решительней, чем хотелось, но Коди не испытывал сожаления. — Не хочу. Вы не получите меня с потрохами. Я соглашаюсь сотрудничать, ведь для того, чтобы являться шифровальным ключом, мне не нужно вступать в ваши ряды. Я обязуюсь хранить тайну, но не хочу быть тайной.
Дама покачала головой и сказала:
— Пожалуйста. Вы уже давно преступили черту.
— Не совсем так, — стоял на своем Коди. — Мое тело — да. Но не я.
Она встала и чуть потянулась.
— Поговорим еще раз позже. Это правительство так легко не сдается.
— О? — Он поднял брови. — Кстати, что за правительство?
Вопрос застиг ее врасплох, и на миг она смотрела на него, разинув рот. Потом запрокинула голову и расхохоталась.
— О, отлично! — проговорила она, когда мужчина уже открывал ей дверь. — Чудесно, просто превосходно! — И, уже шагая через порог, она чуть помедлила и спросила: — Коди — ваше настоящее имя?
— Ага. Коди — мое настоящее имя.
Что–то вновь промелькнуло у него в голове, но испарилось раньше, чем он успел сфокусироваться на этом. Он опустился на кровать и под одной из подушек нащупал пульт.
— Что ж, это было весело, — сказал он сам себе и всем тем жучкам, которые могли прослушивать происходящее. — Теперь чем займемся?
Майкл Суэнвик
Камень Одиночества
Наряду с «Даларнской лошадкой» («The Dala Horse»), представленной в этой антологии, мы предлагаем вам еще один рассказ Майкла Суэнвика. В нем автор повествует о высокотехнологичном, но беспокойном будущем Ирландии. Это история о выборе, сделав который уже ничего не изменишь.
Я родом из Ирландии,
Святой земли Ирландии.
Звал голос нежный и шальной: Во имя всех святых, со мной Пойдем плясать в Ирландию[111].
Неизвестный автор (ок. 1300)[112]На колоннах Главного почтамта в Дублине все еще виднелись следы от пуль, хотя после восстания 1916 года прошло почти два столетия. Почему–то вид этих выбоин подействовал на меня гораздо сильнее, чем я ожидал. Еще больше меня взволновало, что я оказался всего в двух кварталах от того самого места, где пасхальным утром 1996 года (на восьмидесятилетие трагических событий) моя прапрабабка видела, как Джерри Адамс[113] в сопровождении единственного телохранителя и одного из местных активистов возвращался по О’Коннелл–стрит с политического съезда. Этого оказалось достаточно, чтобы у меня возникло чувство глубокой личной причастности к истории многострадальной страны.
Прапрабабку я не знал: эту семейную историю рассказал мне дед, и она осталась у меня в памяти на всю жизнь, хотя дед умер, когда я был еще ребенком. Если закрыть глаза, я и сейчас могу представить его лицо — расплывающееся, дрожащее, словно увиденное сквозь колеблющееся пламя свечи. Дед умирает, лежа под толстым ватным одеялом в своей тесной ньюйоркской квартирке. На губах его слабая улыбка, голову окружает венчик редких седых волос. Прямо одуванчик: дунь — и развеется.
— Восстание было обречено с самого начала, — рассказывала мне потом Мэри. — Посланный из Германии транспорт с оружием перехватили англичане, к тому же республиканцы оказались в меньшинстве: каждому из наших приходилось сражаться против четырнадцати врагов. Британская артиллерия непрерывно обстреливала Дублин, круша без разбора все подряд. В охваченном огнем городе закончилось продовольствие. Уцелевших повстанцев вели в тюрьмы и на казнь под свист и улюлюканье лоялистов. Как ни суди, это оказался
