Старик закрыл дверь и прислушался: шум шагов слабел и вскоре затих вовсе. Он запер дверь на двойной оборот ключа, потом вернулся в библиотеку. Он перестал волочить нога. Но запястья его дрожали. Дрожь усилилась, охватила руки, затем тело, потом пошла на убыль. Но запястья продолжали дрожать, пока он набирал номер.
— Алло, — сказал он.
На экране возник человек в форме. Лицо его было не выразительнее дна фарфоровой чашки.
— Он только что вышел, — пробормотал старик. — Он ни о чем не догадывается. У него есть камера и магнитофон. Он записал «Рассуждение о методе…» Декарта. И наверняка передаст книгу сегодня же вечером. Лучше его арестовать сразу.
Варин остановился, перевел дух.
— Браво, профессор, — сказал человек в форме. — Нет, мы не станем арестовывать его сегодня вечером. Теперь мы знаем, что он связан с сетью. Мы проследим за ним. И надеемся захватить всю банду разом. Быть может, даже…
— Что?
— Быть может, мы разрешим ему вернуться к вам?.. Быть может, окажется полезным и вам проникнуть в эту сеть? Вы сможете войти к ним в доверие. Если мы арестуем его сейчас, мы не узнаем ничего. Почти ничего…
— Я не смогу, — испуганно пролепетал старик. — Нет, нет, вы же мне сказали, всего один раз…
— Вы — прекрасный актер, профессор. Вам это не составит труда. А они так глупы… Вам ли не знать их. Тесты, которые вы разработали…
— Двадцать лет назад, — сказал Варин. — Это было после Войны… Я больше не смогу.
— Сможете, профессор. Вы же хотите прочесть книги, которые заказали?
— Утопистов XIX века, — хрипло пробормотал профессор Варин. — Анархистов… коммунистов… Информаторий по-прежнему отказывает мне в них.
Полицейский усмехнулся.
— Они сейчас классифицируются. Вы их получите. Попозже.
— Вы обещали!
Лицо полицейского посуровело.
— Я же сказал, вы их получите. Почему вы так хотите прочесть их?
— Я стар. Я не могу долго ждать. Я хочу знать, что они думали о будущем.
— И сделаете все возможное, чтобы получить их?
— Не знаю, — прорыдал Варин.
— Мы дадим их вам, — успокаивающим тоном произнес полицейский. — Мы дадим их вам. Но книги следует заслужить.
На пол брызнули осколки стекла. Сквозь окно ввалился Метро. Лицо его было багровым, в руке он сжимал крохотное смертоносное оружие. Он не сказал ни слова. Профессор повернулся к нему, вскинув руки — его глаза широко открылись, когда игла вошла в его плоть и принялась терзать сердце. Полицейский на экране закричал, но далекий механический голос уже ничем не мог помочь умирающему профессору.
Метро спокойно подошел к полкам и опрокинул их. Книги водопадом посыпались на пол, раскрылись, заскользили по паркету, теряя закладки, обложки, засушенные цветы; буквы, казалось, заплясали на страницах, и книжная лавина почти дотянулась до профессора. Метро вскочил на холм и принялся яростно топтать книги. В ночи взревели сирены, экран эхом отражал их вой, но Метро было наплевать. Он вырывал пачки страниц, бросал их в воздух, и они опадали, как мертвые листья странного осеннего дерева. Затем Метро выхватил из кармана магнитофон и камеру и бросил их на пол.
— Самые уважаемые профессии земли, — крикнул он, давя их каблуком, — самые уважаемые профессии земли!..
Он не перестал вопить, даже когда полицейские схватили его.
перевод А. ГригорьеваЖан-Поль Тэрэк
Завтрашний рассвет
С элегантной уверенностью вывела она машину из пригорода, ни один человек не справился бы лучше. Вильно любовался ее чистым профилем, гибкой, хрупкой на вид шеей, точными и грациозными движениями рук.
— Ты само совершенство, Аврора, — сказал он как бы самому себе, и ее прекрасное лицо повернулось к нему, одарив улыбкой. Зеленый свет глаз, колыхание темных волос, нежность рта, почти детская грация тела — все в ней отвечало самым потаенным его желаниям. Она входила в повороты, не снижая скорости, избегая заносов лишь благодаря своей исключительной реакции. Вильно любил смотреть, как она ведет машину, никогда не уставая, не нервничая, выжимая все что можно из изношенного двигателя этой устаревшей уже модели. Жаль, что он не смог купить новую машину, посовременнее и пороскошней, под стать ей, как дорогое белье, в которое он ее наряжал. Но Аврора и так стоила очень дорого, больше его годового заработка, а позволить себе две столь разорительные прихоти сразу он не мог.
Ему долго приходилось довольствоваться стандартными спутницами, серийно выпускаемыми моделями тех звезд экрана, которые ему особенно нравились. С ними было просто, они легко заменяли одна другую, но чувство, похожее на ревность, всякий раз рождалось в нем, когда навстречу шла такая же спутница, как его собственная, под руку с мужчиной, и этот мужчина заговорщицки подмигивал ему. Они никогда не принадлежали ему целиком, совершенство их красоты отвечало лишь вожделению его плоти, никогда не удовлетворяя полностью. А он носил в себе потребность пронзительной нежности и образ загадочной девочки, которую, казалось, уже любил когда-то давным-давно, в другой жизни. Это ощущение неодолимо влекло его и пугало одновременно, то была часть его самого, в которой ему претило разбираться, и потому она существовала в его сознании лишь как непростительное, но неодолимое влечение.
Сдержанность в разнообразных удовольствиях, которым предавались другие, создала ему репутацию нонконформиста, и это многих смущало. Потому никто не удивился, когда, избавившись от своей последней спутницы, от сделал заказ одной известной и очень дорогой фирме, о которой ходила дурная слава, хотя среди ее клиентов были весьма состоятельные люди. Говорили даже, что наиболее извращенные представители высших классов заказывали здесь оригинальные модели, способные удовлетворить самые разнузданные сексуальные наклонности.
— Она будет отзываться на имя Аврора, — сказал Вильно принимавшему его коммерческому директору, — потому что я хочу, чтобы она была как утренняя заря в облике женщины. Она представляется мне маленькой, чтобы можно было носить на руках, с большими бирюзовыми глазами, темноволосой, белокожей и чуть-чуть безалаберной. Сумма не имеет значения. И выбросьте, ради бота, из ее лексикона все эти несчастные банальности. Сделайте ее движения неповторимо грациозными и при этом почти неловкими. Пусть она будет одновременно очень чистой и абсолютно бесстыдной. Настройте ее на течение времени, лунные фазы, яркость и цвет освещения…
Директор слушал его с любезной улыбкой. Робот-секретарь делал пометки. Вильно продолжал:
— Я хочу, чтобы она была, как бы вам это объяснить… настоящей, понимаете?
Директор поднял брови. Робот затих. Вильно понял, что сказал нечто неуместное. Наконец директор прервал молчание:
— Настоящей?.. Ну, разумеется. Во всяком случае, я не думаю, что вам понадобилась… гм… абстрактная спутница… — он хохотнул. — Это не соответствовало бы вашему описанию. Достаточно
