Вырываясь из зарослей на простор, дорога изгибалась петлей, внутри которой высилось огромное полуразрушенное строение, стоящее на берегу реки с широкими песчаными отмелями. Если не считать правого крыла, наспех отреставрированного и имевшего более или менее обитаемый вид, замок являл собой развалины с выщербленными стенами и покосившимися башенками, сплошь увитыми плющом и ежевикой. Впрочем, человек, которому хватило бы воображения мысленно вернуться к лучшим временам замка, не мог не увидеть его красоты. У крыльца с двумя великолепно сохранившимися мраморными лестницами выстроились машины всех марок. Вильно припарковал свою, затем наклонился к Авроре и разбудил ее легким прикосновением руки. Они вышли из машины, поднялись по ступеням, и ожидавший у дверей робот-дворецкий проводил их в мраморный вестибюль. Здесь он оставил их, а сам удалился в анфиладу залов. Аврора выглядела какой-то подавленной. Впрочем, то, что Аврора с ее исключительной чувствительностью так отреагировала на холод древних камней и слабый свет, было вполне естественно. Она как потерянная сделала несколько шагов вперед и тут же вернулась на безопасное место, поближе к Вильно. В это время открылась боковая дверь и появилась Диана в тяжелом платье, сшитом по старинному образцу. Заметив Аврору, она остановилась, озадаченная. Потом спросила Вильно, даже не взглянув на него: «Это она? — и тут же отвернулась, словно стараясь отогнать замешательство. — Очень хорошенькая. Такие редко удаются. У вас великолепный вкус, Вильно… Ну ладно, я счастлива вас видеть. Надеюсь, вам понравятся мои друзья. Идемте».
Она провела их в просторную комнату с вызывающе яркими стенами, наскоро обставленную разнородной мебелью: здесь стояли рядом самые современные обслуживающие автоматы, антикварные древние земные кресла, безделушки с других планет, выбранные, казалось, исключительно за их диковинный вид; скажем, музыкальный автомат с пластинками, сверкающий тысячами огней, вполне мог бы украсить любую коллекцию примитивного искусства.
Общество было именно таким, как представлял себе Вильно: элегантные молодые бездельники, космолетчики, крупные промышленники, знаменитые артисты — весь цвет столицы — люди, которых объединяло лишь одно: принадлежность к так называемой «новой волне». Все смешалось здесь в шуме разговоров, розовом дыме сигарет, старой синкопической музыке, льющейся с драгоценных дисков; и с первого взгляда трудно было отличить людей от андроидов повышенной верности, которые как тени держались возле своих хозяев. Лишь по неопределенности во взгляде, некоторой чопорности поведения, нежности к хозяевам — но особенно по несравненной красоте — можно было распознать андроидов.
При появлении Авроры все взоры обратились к ней, и восторженный шепот пробежал по залу. Каждому хотелось познакомиться со счастливым обладателем этого чуда. Все столпились вокруг Вильно, пытаясь узнать, что за незнакомец появился в окружении Дианы.
— Это мой университетский товарищ, — сказала она просто, сразу предупредив все встроен.
Юноша с угловатыми чертами худого лица подошел ближе и откровенно разглядывал Аврору:
— Великолепна… — бросил он. Из любви ко всему архаичному юноша носил большие очки в черепаховой оправе. — Штучная работа, не так ли? Примите мои поздравления. Я Билл Кули, работаю на студии «Нова». Мы ищем модель для будущего фильма. Вы разрешите взять ее на кинопробы? — Вильно сухо ответил: «Нет».
— Ну что же… Если мы попросим разрешения сделать с нее копию, вы, я думаю, тем более откажете. Но это, в конце концов, ваше дело. Она запатентована, да?
Юноша фамильярно взял Вильно под руку и усадил его в ближайшее кресло.
— Похоже, вам все это чуждо, — усмехнулся он, обведя зал рукой. — Вы очень привязаны к Диане?
— Мы вместе учились, — ответил Вильно. — Потом потеряли друг друга из виду. А недавно я совершение случайно встретил ее снова.
— Уже после ее путешествия, наверное. Вам не кажется, что она изменилась? Какой она была раньше?
— Трудно сказать, — вздохнул Вильно, которого начинал раздражать такой поворот беседы. — Капризная, переменчивая, увлекающаяся, подверженная приступам депрессии. Собственно говоря, меня никогда не интересовал ее характер.
— Понятно. А что же тогда вас в ней интересовало?
— Видите ли, из всего курса только мы двое увлекались древней историей. Особенно тем периодом, который предшествовал Катастрофе.
— Ах, легендами, — пожал плечами его собеседник. — Не думал, что Диана питала пристрастие к такого рода древности. Ведь свидетельств той эпохи практически нет, верно?
— Есть, и немало. Только они никогда не попадают в руки дилетантов.
— Что же это такое?
— Книги. Их всего около сотни. В большинстве это примитивные труды по технике. Но мы с Дианой нашли во время раскопок одну книгу совершенно иного рода.
— И какую?
— Знаете, разговор об этом, я думаю, сейчас неуместен. В другой раз, хорошо? Извините, но моя спутница слишком чувствительна к обстановке. Похоже, она разладилась. Я должен ею заняться.
Вильно встал и направился к Авроре, подпиравшей стену в другом конце зала, куда ее постепенно оттеснила Диана.
Невысокий мужчина средних лет в облегающем черном костюме, до этого сидевший неподалеку, у прозрачного столика, поднялся ему навстречу.
— Прощу меня простить, но, должен признаться, я уловил несколько слов из вашей беседы, и они чрезвычайно меня заинтересовали. Я доктор Маллуа, психоаналитик мадемуазель Норвиль. Для меня крайне важны те сведения, которые вы могли бы мне сообщить о ней.
— Не думаю, — холодно ответил Вильно. Ему уже основательно надоели эти люди. — Мне нечего вам сообщить.
— Я убежден в обратном. Только что вы говорили о некоем произведении, которое находилось в ее руках. Если я правильно понял, вы специалист по древней истории. Что вы можете сказать об этой книге?
— Почти ничего, — оборвал его Вильно, даже не стараясь быть вежливым. — По моральным соображениям я не смог привести данные об этой находке в моей дипломной работе. С точки зрения науки это достойно сожаления, потому что позволило бы существенно изменить картину наших представлений о примитивных цивилизациях. Правда, примитивными цивилизациями сейчас мало кто интересуется. Больше мне нечего вам сказать. Позвольте, однако, узнать, доктор, почему вас так заботят познания мадемуазель Норвиль в области истории?
— Я хочу разобраться в этой женщине, — ответил доктор просто. — Она тревожит меня. А вам она не кажется странной? Взять хотя бы этот замок, где она собирается заточить себя на много лет. Думаю, ее сильно изменил этот межпланетный круиз. С тех пор, как она вернулась, у нее без конца меняется настроение: то ее охватывает безудержное веселье, то она проводит целый день в постели, воображая себя больной, или никак не может заснуть и отправляется бродить по лесу, рискуя наткнуться на дикое животное. Вдобавок она меняет спутников несколько раз в год, — продолжал доктор, доверительно понизив голос. — Кстати, только вчера она получила нового андроида, заказанного несколько месяцев назад. Она ведь трижды в неделю ездила наблюдать за его изготовлением, желая быть уверенной, что он точно соответствует ее вкусам. И вообще, зачем, удалившись из столицы в поисках
