Зрители ревели до боли в напряженных глотках. Они отвергали наступающую вечную ночь и страшились, что гибель неизбежна. Они из последних сил цеплялись за скользкую нить над бездной.
Одним словом, люди отчаялись.
Но толпа продолжала ликовать. Многие плакали, некоторые грустили, что им не хватило места на космолетах, отправляющихся в сражение. Других вполне устраивало то, что они остались внизу, и эти граждане кричали, чтобы еще немного задержать следующий обязательный этап — жуткое ожидание.
Народные массы на Полях Крылатой Победы старались обрести силу в своей численности и громкости воплей. Но ближе к концу речи небо вновь очистилось, и люди увидели звезды и огоньки флота, и узрели орочью луну, и почувствовали всю отвратительную бессмысленность надежды. Тогда зрители взревели еще неистовее и не умолкали, пока не сорвали глотки, пока не упали на колени, мучась болью от каждого вдоха. Они не почерпнули силы в окружающих. Терране увидели, услышали и ощутили только собственный страх, отраженный и усиленный в сотню тысяч раз. Все они по-прежнему кричали, словно пытаясь устоять пред волной отчаяния.
Но прилив захлестнул людей, и они утонули.
В тени башни Гегемона; в коридорах административного комплекса Имперской Канцелярии площадью с целое государство; в лабиринтах трущоб округа-улья Опифекс[15], где обитали бесчисленные легионы архитекторов, каменщиков и прочих придворных ремесленников; за пол-мира от них, у основания врат Вечности; на любом из миллионов квадратных километров Императорского Дворца граждане внимали речи Тулл, прервав работу или молитву. Юскину слушали на другой стороне земного шара, в исполинской цитадели Экклезиархии. Изображение и голос спикера проникли даже в Крепость Инквизиции. В каждом уголке Священной Терры ее жители, поодиночке или группами, искали успокоения во фразах и в царственном, триумфальном поведении Тулл. Поодиночке или группами они поддавались отчаянию.
По планете разносился крик столь же свирепый, столь же полно выражающий общую муку, как и тот вопль, что поднялся в час прибытия штурмовой луны. Люди голосили не от ужаса, но из страха перед возвращением ужаса. Их вера в армаду казалась верой умирающего пациента в панацею. Их рев служил боевым кличем для миллиардов, которые не думали о войне, пока она не пришла к ним сама.
Отчаяние накатывало волной.
Захлестывало человечество.
Топило его.
На тысячах судов Торговой армады выступление Тулл передавали для членов экипажей, добровольцев и солдат Астра Милитарум. Там оно не слишком занимало людей. У них были другие, более важные заботы.
Корабли приходили в движение. Запускали ускорители. Снимались с якоря. Летели в не слишком ровном строю, направляясь в битву. Завербовавшиеся только сейчас поняли, на что согласились. Многие испытывали головокружительное ощущение падения в пропасть или чувствовали, что палуба уходит из-под ног. Некоторым стало дурно.
Из обзорного купола «Воинственной пылкости» Галатея Хаас наблюдала за тем, как неисчислимые космолеты одновременно отправляются в путь сквозь пустоту. Орочья луна находилась прямо впереди. Планетоид еще не приближался, но уже выглядел крупнее. Глядя на его поверхность, арбитратор представляла, как будет сражаться там. Она всей душой желала, чтобы транспорт прорвался через оборону чужаков и высадил бойцов. До тех пор Галатея никак не могла повлиять на происходящее с ней — даже сделать вид, что влияет. Ей оставалось только ждать, доверяя свою жизнь Леандру Наркиссу и его команде.
Корда нигде не было видно; он с момента прибытия почти не выходил из грузового отсека. Хаас обменялась взглядом с офицерами в паре шагов справа от нее. Оба носили горчичные мундиры Бурь Юпитера с красным кушаком. Под броней Галатеи теперь скрывалась такая же форма: всех крестоносцев на борту «Пылкости» зачислили в 546-й полк. Рядом с капитаном Брейлоном Гаттаном, старшим по званию среди гвардейцев, стоял заметно более пожилой комиссар Деклан Север. Мужчины кивнули Хаас; их точно так же снедало нетерпение.
«По крайней мере, — подумала Галатея, — я здесь, на космолете. Участвую в гигантской атаке на орков».
Арбитратор была счастлива и не сожалела ни о чем.
Обращение Тулл между тем продолжалось и достигло высот неистовства. Транспорт разогнался, будто отзываясь на ее призывы. Армада, созданная благодаря целеустремленности спикера капитанов-хартистов, набрала ход. Корабли все заметнее выравнивали строй, и флот уже не напоминал бесформенное скопление разнородных судов. Теперь он походил на широкий наконечник копья. Отдельные звездолеты стали частицами великого оружия.
— Мощь Терры приближается к врагу, гоня ужас перед собой, — изрекла Юскина.
Но ужас тянулся и за армадой.
Жители Терры понимали, что многие герои Народного крестового похода или даже большая их часть (но, Трон, пожалуйста, только не все!) обречены погибнуть. Однако же, если их смертями будет куплено избавление от адской луны, мучеников восславит каждый. Люди страшились не потерь, а их возможной бессмысленности.
Сам флот не был охвачен ужасом. Его вытесняла решительность.
А вот отчаяние держалось крепко.
Отчаяние, воплотившееся в металле, энергии, скорости, наступательном порыве, но почти лишенное брони и оружия, удалялось от позиций на орбите. Огромнейшее гражданское ополчение в истории Терры мчалось навстречу оркам.
Глава 14
Терра — Крепость ИнквизицииВиенанд и Ренденштайн открыто шагали к главным воротам по переходу Сигиллита. Прятаться уже не было смысла. Даже если их появления не ждали, попытка тайно пробраться в Крепость Инквизиции закончилась бы плачевно. Кроме того, Виенанд хотела, чтобы все вокруг четко поняли: ей нечего скрывать. Она не беглая преступница. Она, и никто иной, является представителем всей организации в Сенаторуме и в таком статусе прибывает сюда, под полярную шапку, в гигантские пещеры, где сосредоточена мощь Инквизиции.
Прямая линия дороги тянулась через каверну настолько громадную, что в ней поместился бы боевой звездолет. Женщины спустились так глубоко в недра континента, что вечный холод с поверхности уже не мог пробраться сюда, но воздух все равно был студеным. Изо рта Виенанд шел парок. Мороз словно бы приглушал стук ее сапог.
Переход Сигиллита, имевший сотню метров в ширину и тысячу в длину, когда-то вымостили плиткой с внедренной в нее проволокой, нити которой образовывали переплетающиеся гексаграммные узоры. Их плотность была так велика, что путь превратился в исполинский нуль-генератор. Через каждые десять метров по его бокам вздымались железные колонны с люмен-шарами — в их ярком свете дорога пронзала тьму сияющей полосой. Ее не ограждало ничто, кроме теней с обеих сторон. Подобное освещение служило еще одной системой защиты Крепости — в нем атака с обычным оружием становилась бессмысленной. Любой, кто приближался по переходу, не видел дальше обочин, откуда за гостями следили внимательные глаза. На протяжении километра человек оставался уязвимым во всех смыслах: с подавленными пси-способностями, на открытом месте, слепой к возможным нападениям из