Вадику разговоры на эту тему нравились, он скабрезно улыбался, щеря гнилые зубы, но действий никаких не предпринимал. Ася от него шарахалась.
– На черта мне он сдался, черт прыщавый! – возмущалась она, крутясь от волнения на одном месте. – Миллиард дай, за него не пОйду.
В очередной приход Вадика поведал ему о газете «Невское время», корреспонденте и редакционном задании. Вадик сосредоточенно слушал.
– Ради вас, Феодорыч, проведу, – пообещал он, – но у меня просьба: лицо не снимать.
Каюсь, представляя Александру Гальперину его чичероне, невольно разжег фантазию журналиста. Упоминания о валюте, скульптуре Георгия Победоносца возбудили в нем азарт кладоискателя. Он уверовал в счастливую звезду астронома-недоучки и надеялся стать свидетелем необычной находки. Ему мерещились серебряные рубли в жестяной банке, бриллиантовая брошь на дне потрепанного ридикюля, на худой конец – фотография Матильды Кшесинской с автографом.
Как поладили медлительный Вадик и горящий нетерпением Александр Гальперин, не знаю. Промозглым апрельским утром благословил их на рейд, но сенсации не случилось, старатели вернулись ни с чем. Вадик развел руками, Гальперин мялся в стороне.
На память об этом дне остались фотографии, на одной – мрачный дом на Крюковом канале, крышка мусорного бочка поднята, мужчина в берете заглядывает внутрь, лица мужчины не видно, но я-то знаю – это Вадик.
Таинство перехода предметов старого быта из рук владельца в руки антиквара казалось Александру Гальперину чем-то необычным. Он ожил, когда после неудачи с Вадиком я пригласил его «на адрес», в квартиру, где распродавали имущество.
За четыре года до этого со мной связалась женщина, представилась мамой моей коллеги по Минстройдормашу, сказала, что приехала из Москвы получать наследство и хотела бы понять, чем владеет. Через час я стоял во дворе доходного дома на Загородном проспекте. Надежда Дмитриевна* встретила меня в прихожей – невысокая, сухонькая, в круглых очочках.
Квартира была под стать дому: стародавняя. Из пяти комнат Надежде Дмитриевне принадлежало четыре, пятая находилась в собственности иного лица, сдавалась внаем.
Что может быть лучше нетронутых петербургских квартир? Время в них как бы остановилось. За окном дуют ветры цифровых технологий, а в затхлой тишине доживает минувшее: тяжелая мебель, персидские ковры, картины в широких рамах. В тот день Надежда Дмитриевна показала мне две комнаты. Одна – спаленка – с кроватью и шкафом из красного дерева, другая – гостиная – с мебелью из карельской березы. Было очевидно, что в комнатах давно не жили, все дремало под слоем пыли.
В спаленке за много лет никаких катаклизмов не случилось, а гостиную заливало и не раз, подсохшие потеки тянулись по стене, зеленели на потолке, пахло известкой и сопревшим деревом. Паркет и мебель от горячего душа пострадали: повело и заклинило шторку бюро, амальгама зеркала на туалетном столе почернела, на стульях и креслах отслоился шпон, стоило прикоснуться к подлокотнику, как он отваливался.
Достойных предметов насчитал предостаточно: ампирный диван с гнутыми подлокотниками, бюро-цилиндр, трехстворчатый платяной шкаф и шкаф для посуды, который использовали как книжный; стулья, кресла и сервировочный столик. На фарфоровых консолях над диваном – скульптуры галантного кавалера в треуголке и дамы с веером. Туалетный стол заставлен флаконами духов и одеколона, содержимое высохло, густой осадок темнел на донышках. Здесь же стояли шкатулки с украшениями. Из-под заклинившей шторки бюро виднелись бумаги и документы. За стеклами посудного шкафа темнели корешки книг с золотым тиснением. Стены украшали гобелены в рамах и акварельные рисунки. Все, как много лет назад. И даже черный кубик телевизора на сервировочном столике, дисковый телефон и японский тонометр не портили картину.
С фотографий смотрели прежние владельцы: «Кто ты? Зачем пришел?». Низкий поклон вам, прежние владельцы. Спасибо, что не поддались моде шестидесятых, не избавились от «мещанской рухляди», не выбросили и не отвезли на дачу, польстившись на раскладные диваны, столы-книжки и стенки из ДСП.
Ситуация, когда меня рекомендуют, мне не всегда приятна: рекомендация обязывает, надо соответствовать, а знаний и опыта хватает не всегда. Зачастую, посещая такую квартиру, испытываю неловкость и к тому, кто рекомендовал, и к тому, кому рекомендовали. Понимаю, последние надеются на особое отношение и максимальную оценку. И если первое обеспечить несложно, то второе вредно для бизнеса. Никогда не лавирую между выгодой и репутацией, говорю то, что знаю, и радуюсь, если предмет окажется малоценным, огорчил и ушел. А если редкий, дорогой? А если их много? Случай с Надеждой Дмитриевной особый – она мать московской приятельницы, поэтому старался «не ударить в грязь лицом», диктовал максимальные цены. Надежда Дмитриевна ходила за мной по пятам, записывала цифры и восклицала: «Так мало?».
Посмотреть содержимое шкафов и столиков Надежда Дмитриевна не позволила, посетовала на недостаток времени, пообещала приехать через два месяца и распорядиться мебелью и ее содержимым. Поверил, отказал многим комитентам и к указанному сроку освободил в магазине зал, мебель из квартиры на Загородном проспекте требовала места. Но Надежда Дмитриевна не появилась ни через два месяца, ни через шесть. Она позвонила через год. Обида за понесенные убытки к тому времени забылась, и мы встретились, как приятели. Надежда Дмитриевна провела в комнату, где прежде не был, за обеденным столом сидела девочка лет тринадцати.
– Это внучка, – представила девочку Надежда Дмитриевна, – дочь вашей подруги, – и перешла к делу.
– Геннадий Федорович, мне нужна помощь. Здесь должен быть потайной ящик. – Она указала на секретер в углу, которого, входя в комнату, не заметил. – Вы могли бы его показать? – И она испытующе посмотрела на меня.
Секретер с накладками из золоченой бронзы походил на тот, что в свое время приобрел у Аршанского. Свежие отметины на крышке и верхнем ящике говорили о том, что его недавно вскрывали. Не подобрав ключа, отжали замок, повредив древесину. Торчащий из замка язычок мешал крышке закрыться. Чтобы она не выпадала, ее за ключ подвязали к карнизу полотенцем, как щеку больного.
– Охотно, – согласился я, развязал полотенце, откинул крышку и склонился над внутренними ящиками.
– Это не то! – с досадой воскликнула Надежда Дмитриевна. – Вот здесь! – Она нетерпеливо выдвинула нижний ящичек и ткнула пальцем в узкую дощечку. – Я была девочкой, мне тетя показывала. Она выдвигала этот ящик, просовывала внутрь руку, что-то там нажимала, и здесь откидывалась крышка, открывался тайник, в нем она хранила свои драгоценности.
Я недоуменно посмотрел на Надежду Дмитриевну, она указывала на деревянную рейку шириной четыре и толщиной один
