– Это доска, массив! – попытался урезонить я. – Послушайте, – и костяшками пальцев постучал по рейке. – Когда пустота – звук глухой, когда массив – звонкий. – И для убедительности постучал еще раз. – Потом, Надежда Дмитриевна, здесь слишком мало места для устройства тайника. Толщина рейки не больше сантиметра. Даже если предположить, что он в этом месте существует, его глубина пять-шесть миллиметров. Не больше! Что туда поместится? Почтовая марка? В лучшем случае цепочка и обручальное кольцо.
Надежда Дмитриевна не скрывала раздражения: пригласила специалиста, а он оказался несостоятельным. Она отвернулась и принялась принужденно протирать секретер, демонстрируя своим видом, что недовольна мной. Это задело. Стараясь ее успокоить и убедить, что в указанном месте тайника нет, выдвинул все ящички, освободил обрешетку и извлек из секретера. Место, где по ее предположению должен находиться тайник, оказалось перед глазами.
– Смотрите! Вы утверждаете, что здесь поднималась крышка, следовательно, должны быть щели и стыки, а их нет. Волокна древесины идут не прерываясь. Это массив. Возьмите лупу, посмотрите.
Внучка, не отрываясь, следила за нами. Наслушалась бабушкиных рассказов и ждала появления сокровищ. В тот момент я плохо понимал, что в азарте доказательства своей правоты компрометирую бабушку. И хотя девочке было безразлично, Надежда Дмитриевна нервничала.
– Геннадий Федорович, прошу, про секретер и тайник никому ни слова, – попросила она, когда, не найдя его следов, отложила лупу и позволила собрать секретер.
Уходя, я попросил разрешения зайти в гостиную, мебель стояла на местах, но предметы со стен исчезли, выветрился и запах штукатурки. Я заикнулся о продаже, но Надежда Дмитриевна безнадежно махнула рукой: «В другой раз».
Три последующих года она появлялась в городе неоднократно, приезжала то одна, то с дочерью – моей приятельницей, то с внучкой и всякий раз приглашала к себе. В надежде поживиться, ездил на Загородный проспект, консультировал и всякий раз возвращался пустой. После очередного посещения, решил: «Сюда больше ни ногой, попусту теряю время». Но слова не сдержал.
Об очередном визите Надежда Дмитриевна уведомила заранее: «Приедем с мужем. Комнаты продаем. Риелтор советует их освободить, пустые продаются быстрее. Вы можете купить мебель и все остальное?»
Шел 2012 год, в стране кризис, покупательная способность населения падала, интерес к антиквариату угасал. Потянуть мебель Надежды Дмитриевны, да еще по ценам, заявленным в день знакомства, когда «соответствовал» и «держал марку», не мог. Но и отказаться от предложения не имел права.
Их приезд удачно совпал с редакционным заданием Александра Гальперина. На этот «адрес» и пригласил журналиста. Он не скрывал радости, возбуждение не покидало его все время, что он провел в квартире, фотографируя абрамцевские аптечки, пузатые супницы, чернильные приборы и завитки на подлокотниках ампирных кресел. Затвор стрекотал, как пулемет. «Адрес» компенсировал неудачный поход с Вадиком.
– Прежде чем продавать мебель, – заявил я хозяевам, проводив Александра Гальперина, – ее следует освободить. Сейчас осмотрю ее и выберу то, что пригодно для продажи. Отобранные вещи буду выставлять на стол. После чего каждый предмет оценю и рассчитаюсь с вами. Если что-то из отложенного не захотите продавать – поставьте на место.
Четыре года я ждал момента, чтобы распахнуть створки буфета и заглянуть внутрь, выдвинуть ящики секретера и бюро и посмотреть, что накопилось там за без малого сто лет, что они стояли в квартире. То же проделать с туалетным столиком, шкафами и тумбочками. У меня давно выработался метод: осмотр начинаю от входной двери, обхожу комнату по часовой стрелке, методично осматриваю каждую полку и ящик. Не стесняясь, заглядываю под кровать и шкафы, взбираюсь на стул, исследую крышку, просовываю ладонь между задней стенкой и стеной, туда часто засовывают гравюры и надоевшую живопись. Не обхожу вниманием подоконники. Важно не торопиться, не кидаться от предмета к предмету, в спешке можно пропустить что-то ценное.
Начал с гостиной. С туалетного столика на стол перенес флаконы фирмы «Брокар» и «ТЖ», пульверизатор из хрусталя с резиновой грушей, дорожный несессер из свиной кожи с гранеными колбами и хромированными крышками. Вместе с лаковой шкатулкой с «Боярыней Морозовой» на крышке на стол перекочевали янтарные и малахитовые бусы, серебряная пудреница, женские и мужские часы, чешская бижутерия. В платяном шкафу обнаружилась трость с рукоятью из слоновой кости в виде прыгающей львицы, плечики для одежды с клеймами купцов Гостиного двора; в белье – кружевные подзоры, гладью вышитые скатерти и салфетки. В бюро – альбом фотографий, опасные бритвы «Золинген», перочинные ножи, в том числе с перламутровой ручкой, кожаное портмоне, черепаховый нож для разрезания бумаг и бисерный кошелек. Следы эксплуатации имелись на каждом предмете. Это снижало стоимость, но коммерческая перспектива была очевидна. Раритетов, относящихся к понятию «удар», как и предполагал, выявить не удалось. За четыре года Надежда Дмитриевна перерыла и пересмотрела все и наиболее ценное перевезла в Москву, поэтому на выставленное смотрела равнодушно. А ее супруг, видя это впервые, усердствовал. Он убрал со стола и унес в комнату, где находились его личные вещи, портсигар с богатырями, бензиновые зажигалки, одну в серебряном корпусе, другую из гильзы с надписью: «1943 год, Ленинградский фронт». Уволок медный чайник, с каким бегал по Смольному солдат Иван Шадрин в пьесе Погодина «Человек с ружьем», бронзовую ступку и пестик, папку с документами и старыми фотографиями. Сухой, поджарый, необычайно активный, он так разохотился, что к концу осмотра убирал больше половины того, к чему я прикасался. Надежда Дмитриевна укоряла мужа: «Нам это не нужно, дома ставить некуда». Он на нее цыкал и не унимался.
– Возьмете в следующий раз, – шептала она, когда он выходил, – нам это не надо, а он больше не приедет.
Кое-как мы с ним поладили. Я сложил отобранные вещи в чемоданы, которых в старых квартирах всегда в достатке и, чуть ли не волоча по полу, потащил к машине. На следующее утро вернулся с порожними, обследовал другую комнату и снова набил под завязку. На этот раз мне отдали серебряные приборы, тарелки с клеймом «Братья Корниловы», сырные доски фабрик Гарднера и Кузнецова, блюдо Императорского фарфорового завода, металлические кофейники и соусники фирмы «Фраже». Снял со стены оставшиеся акварели и рисунки, бронзовые светильники и резную аптечку.
Так ездил три дня, и три дня в голове стучала мысль: как поступить с мебелью? В конце концов решил «адрес» продать.
Существует схема: если тебе предлагают предмет, а средств для приобретения недостаточно или он по каким-либо причинам неинтересен, то предлагаешь его более состоятельному и заинтересованному антиквару. Тот предмет покупает, тебе за посредничество
