- Прошу прощения, - сказал он. - Мне нужно наведаться кое-куда.
- Ой! Нам тоже. Правда, Диана? - Кристина раскраснелась.
Её глаза возбуждённо блестели. Мы направились в холл отеля и девушки исчезли в недрах дамской комнаты. Роберт коротко переговорил с портье, положил на стойку бумажку - пятьдесят евро и потянул меня в туалет.
- Ты и Диана погуляйте немного. Я снял нам с Кристиной номер. За час, думаю, управлюсь.
- Где тут гулять? - мрачно спросил я.
- Господи! Ну, что ты за человек? Вон лодок полно в гавани. Посидите, посмотрите на звёзды, расскажи что-нибудь девушке.
- Ты не предупредил, что Диана чернокожая.
- Ты, что, расист?
- Нет.
- Тогда в чём дело? Я же не предлагаю тащить её в постель. Друг называется.
- Ладно, - сказал я. - Пошли.
Роберт энергично застегнул гульфик на брюках, умылся, пригладил волосы, сунул в рот пластинку жевательной резинки и направился к двери. Девушки обходили холл, разглядывая картины.
- Мы вернёмся, - заверил англичанин, ни к кому конкретно не обращаясь. - Встретимся через час на этом месте, - Он взял Кристину за талию и повёл её к лестнице, ведущей на верхние этажи отеля.
Диана проводила парочку равнодушным взглядом и повернулась ко мне.
- Если ты надеешься трахнуть меня, то выбрось эту затею из головы, - тихо произнесла девушка, высокомерно усмехаясь.
- И не собираюсь, - ответил я.
- Интересно, почему? - Диана в упор разглядывала моё лицо.
- Я женат.
- Подумать только. Кого от супружеской измены в наше время может остановить брак?
- Меня.
- Ты уверен, что сегодня тебе не нужен секс?
- За деньги можно достать всё. Секс в том числе. Роберту он стоил обычного ужина. Но за деньги нельзя купить любовь.
- Неужели?
- Во всяком случае, я так думаю.
- Ладно, - кивнула девушка. – Тогда, как ты намерен провести этот час?
Не отвечая, я направился к широкой мраморной лестнице, ведущей через открытые двери к пляжу. За спиной я услышал стук каблуков. Диана шла следом.
- Где-то здесь, в окрестностях Ираклиона родился Эль-Греко, - сказал я, останавливаясь у самой воды и снимая сандалии. Галька приятно холодила ступни.
- Тот самый? Ученик Тициана?
Я удивлённо обернулся и едва не наступил на ногу Диане.
- Знаешь, что Эль-Греко сказал о Микеланджело? - спросила девушка, насмешливо глядя мне в глаза.
- Нет.
- Он сказал: "Видимо, это был хороший человек, но писать не умел".
- Ты по профессии искусствовед?
- Ничуть не бывало.
- Странно, что тебе известны такие вещи, - проворчал я, подтягивая за верёвку к берегу одну из лодок.
- Странно для чернокожей? - с вызовом спросила девушка.
- Нет, вообще, - сказал я, забираясь в лодку. Поколебавшись немного, я протянул Диане руку.
- Знаешь, мне нравится живопись, - тихо сказала Диана, не выказывая никакого желания садиться в лодку. - Я помню о многих вещах, на которые остальным наплевать.
- Например?
- Ну, если говорить об Эль-Греко... Первым его учителем был критский иконописец. Свои картины художник всегда подписывал по-гречески - "Доменико Греко". Это потом уже каталонцы дали ему прозвище - Эль-Греко. У него была необычная для того времени техника живописи, которую оценили по достоинству только через триста лет после смерти художника. Кстати, полотно, которое висит в русском Эрмитаже и называется "Апостолы Пётр и Павел", написано одними лессировками без всяких белил, благодаря чему изображение даже не фиксируется на рентгенограмме.
- Впечатляет, - тихо сказал я.
- Что? Техника живописи? - спросила Диана, сбрасывая туфли и оставаясь босой.
- Нет. Твоя эрудиция. Ты была в России?
- Всего один раз.
- Понравилось.
Диана не ответила. Она быстрым движением сдвинула вниз бретельки платья, и тонкая ткань, струясь вдоль тела, белой широкой лентой опустилась на гальку. Мои глаза, уже привыкшие к темноте, увидели на фоне света гостиничных фонарей стройную фигуру, приподнятые плечи, длинные ноги, бёдра прекрасной формы, блеснувшие чёрным золотом, руки, поднятые над головой. Я торопливо отвернулся. Лодка качнулась, послышался плеск воды, моя голова вернулась в исходное положение, и в поле зрения появилась курчавая голова девушки. Диана медленно плыла в сторону лунной дорожки, струящейся широким ручьём к пляжу от самого горизонта. Там, в тёмно - лиловом небе зависло ночное светило. Вскоре голова девушки превратилась в маленькую точку, а потом пропала. Я начал волноваться, поднялся на ноги и прикрыл глаза ладонью, не позволяя Луне светить мне в лицо. Прошло добрых десять минут, прежде чем я увидел приближающуюся к берегу Диану. Над водой появились сначала плечи, затем грудь, и мне опять удалось во время отвернуться.
- Не будь ханжой, - услышал я голос девушки и приближающийся плеск воды. - Принимай меня за картину. Ты же не закрывал глаза в Эрмитаже или, скажем, в Лувре при виде "Венеры" кисти Тициана и не отворачивался от полотна "Суд Париса" Хендрика ван Балена.
Я набрался храбрости и обернулся. Диана стояла по колено в воде, уперев руки в талию, наклонив голову и мотая головой, стряхивая с волос воду. Совсем близко, на расстоянии вытянутой руки блестели плечи, отражая свет Луны. Мне казалось, что я вижу капельки соли, застывшие на чёрных лоснящихся, словно смазанных маслом, бёдрах.
- А что это за сюжет - суд Париса? - мой голос явно сел. В горле застрял комок, который никак не получалось проглотить.
Диана сделал шаг и села на борт лодки.
- Богиня раздора Эрида, обидевшись, что её не пригласили на пир, решила отомстить богам и подбросила пирующим яблоко с надписью "Прекраснейшей"… - Девушка легко нагнулась, подняла платье и положила его на колени. - Тотчас между тремя богинями: женой Зевса Герой, Афиной и богиней любви Афродитой возник спор: кому по праву принадлежит яблоко? Девицы обратились к Зевсу, но тот отказался быть судьёй. Бог отдал яблоко Гермесу и велел отвести богинь в окрестности Трои к прекрасному сыну царя Приама - Парису, который и должен был выбрать прекраснейшую из трёх девушек. Каждая стала убеждать Париса отдать яблоко ей, суля юноше разные награды. Гера посулила принцу власть над всей Азией, Афина - военные победы и славу. Но Парис отдал яблоко Афродите, которая обещала наградить его любовью
