– Он – тоже врач, – с улыбкой продолжил герцог, пока представленные господа церемонно кланялись друг другу. – И также – путешественник. Но, скажем иначе: Privatissime (32) – выполняя мои личные поручения. А сейчас он прибыл из Московии! Представляешь: страна некогда диких славян превратилась в великую державу!
– Вот как? – удивился доктор Томас и вновь поклонился Дитриху Вёллеру.
– Да, дружище. Ты знаешь, этой весной у московского государя Ивана заработал печатный станок! Царь любезно одарил меня несколькими первыми книгами, напечатанными на Руси! Немного позже я покажу тебе «Апостол»! Изумительная по красоте книга!
– Но она не сравнится ни с одной из вашей Серебряной библиотеки, – скромно заметил Вёллер.
– Конечно, – согласился герцог. – Над некоторыми моими книгами поработали знатные ювелиры, мастера по серебру, а над иными – нюренбергские мастера по золоту… Позже я покажу тебе, дружище Томас, эту сокровищницу. Серебряная библиотека находится у моей дорогой супруги Анны Марии в Нойхаузене… Что ж, – добавил он после некоторой паузы. – Царь Иван затеял войну с Ливонией. Приятно, что при этом он не забывает своих давних друзей…
– Ваша светлость, кушанья поданы! – объявил сенешаль Герман Пронас, худощавый мужчина высокого роста, облачённый в соответствующий для торжественного обряда костюм.
Изысканный пир продолжался уже более двух часов. К этому времени запахи яств и вин перемешались, создав в огромном зале благостную атмосферу. Так же смешались и звуки: голоса людей, звон серебряной посуды и кубков, музыка придворных виртуозов… Герцог Альбрехт захмелел, раскраснелся, но умело руководил праздничным застольем, не давая людям погружаться в глубокие раздумья, а тем более – грустить.
Сенешал с достоинством выполнял свою работу: на столе у герцога одно яство сменялось другим, после кабана и зайчатины настал черёд жареных гусей, за ними последовали сельдь и треска, а также прегельский угорь, сом и судак. К ним подавались овощи и фрукты, сыры и каши. Присутствовал на столе и вошедший в повседневный рацион жителей Пруссии картофель, а также бобы.
К мясным и рыбным блюдам господин Пронас подавал приправы в пряном кисло-сладком сочетании. Здесь были уксус и сок незрелых плодов из кёнигсбергских хозяйств, к ним присоединились специи на основе чёрного перца, имбиря и шафрана. Для подслащивания использовался сахар и мёд. От соусов и супов исходил лёгкий запах миндаля.
И, конечно же, большой выбор вин: рейнское, эльзасское, бургундское, ронское, бордоское… Белые, красные и розовые вина, всё, что хранилось в подвалах Королевского замка, было выставлено на столы и пользовалось повышенным вниманием присутствующих.
Герцогине прислуживали камерфрау. Анна Мария Брауншвейгская блистала и за столом. Её волосы были тщательно причесаны и заплетены в тяжелые косы, перевитые цветными лентами и золотыми нитями. Лоб супруги Альбрехта украшал обруч с переливающимися самоцветами. Она с лёгкой, кокетливой улыбкой выслушивала шутливые комплименты и любезности своего пожилого мужа.
Доктора Томаса и Дитриха Вёллера судьба свела за одним столом. Волькенштайн почувствовал к «тайному послу» герцога Альбрехта (как он окрестил загадочного путешественника) если не сиюминутную симпатию, то несомненный интерес.
Пожилой врач специально не стал занимать место рядом с герцогом (хотя тот любезно его пригласил), сославшись на необходимость кое за кем проследить. Альбрехт понимающе кивнул старому другу и полностью переключился на пир.
Находясь немного поодаль от главного действующего лица данного торжества, доктор Томас с удовольствием вкушал подаваемые поварские изыски, оценив высказывание Рабле о том, что аппетит приходит во время еды, и смаковал превосходные вина, отдавая предпочтение розовым. При этом он не забывал посматривать по сторонам и анализировать ситуацию. Первое, что его смутило, это отсутствие наследника, Скалиха и лейб-медика Титиуса. Сразу ёкнуло сердце – Волькенштайн представил себе, как два взрослых человека в тесной и полутёмной комнате долго и настойчиво убеждают беззащитного мальчика в его умственной неполноценности, в то время как его могущественный отец и благородная мать увлечены светским пиром…
– Осиандер? – герцог вёл шумную дискуссию с двумя теологами из Университета. – Да, раньше мы с ним соглашались во всём! – Было заметно, что Альбрехт от души «приложился» к рейнскому. – Но потом он переврал учение Лютера, отчего и стали возникать в нашей Академии разные ложные течения, всё больше удаляясь от истинного…
– Но его учение, ваша светлость… – пытался возразить один из профессоров.
– Его учение о том, что оправдание не есть юридический акт признания Богом неправедного праведным, а должно пониматься как передача внутренней праведности, проистекающей из мистического соединения с Христом? – громогласно провозгласил герцог. Затем внезапно успокоился: – Впрочем, вы – теологи, вам и решать! Спорьте, ибо в споре рождается истина, но не вносите смуту в сердца и умы студентов! Arbor mala, mala mala! (33)
– О чём задумались, сударь? – на лице у Вёллера играла дружеская улыбка. – Наших профессоров и после кружки альтштадского пива не оторвать от богословских споров. А вот я хочу сегодня наесться, как Гаргантюа!
Доктор Томас улыбнулся в ответ, а его соседа отвлёк господин, расположившийся с другой стороны от Вёллера:
– Прошу извинить за вторжение в ваш разговор, любезный Дитрих, но нам хотелось бы узнать, как питаются эти самые… московиты? Говорят, они едят кору с деревьев, как зайцы в окрестностях Кёнигсберга?
– Если вам интересно, то я расскажу, – ответил ему Вёллер. – Но не забывайте, мой дорогой друг, что московиты – это народ, живущий среди настоящего богатства. Их леса полны дичи, а реки и озёра кишат рыбой! В часы застолий они едят много и от души! Случается, что со двора хозяина, угощающего гостей, люди не уходят по нескольку дней! Иногда приходится принимать меры для облегчения… опорожняя желудок… прошу прощения, не к столу будь сказано! Но после этого обжорство продолжается вновь! И, заметьте: едят они отнюдь не кору! Баранья голова в чесночном соусе и жареные лебеди – это первое угощение для знатных московитов! Всё, что вы видите на этих блюдах… – он указал пальцем на ломившийся от яств дубовый стол, – их этим не удивишь! Здесь я что-то не вижу осетрины, да и как-то не достаёт мне теперь чёрной и красной икры...
– Вообще, сударь, – Вёллер вновь повернулся к Волькенштайну, – в Московии на
