Евтихий подошёл и потряс его за плечо.
– Исаак.
– М-м?! – вскинулся тот, тараща на лунный свет глаза.
– Исаак, что на самом деле произошло в Ронсевальском ущелье?
Ицхак поднялся и сел на кровати, спросонья потёр глаза руками.
– Ты чего, грек… ты – сумасшедший? Будишь по ночам…
– Что было в Ронсевале, Исаак? Вижу, это важнее, чем все ошибки аль-Фадла. Ну же, проснись! Вспомни для начала, кто правил в Багдаде, а кто – в Магрибе, – он подтолкнул Ицхака. – Начинай!
– Уф-ф! – Ицхак затряс головой, просыпаясь. – В Багдаде… В Багдаде был жив старый халиф. Аль-Махди, отец нынешнего… А в Магрибе… – Ицхак передёрнул плечами и подавил зевок. – Ну, в Андалусии был самозванец Абд ар-Рахман, беглец от здешней расправы. Он омейядской крови и стал халифом, когда с мятежниками повыгонял из Андалусии законных эмиров.
– Тогда один из них, – направляя, подхватил Евтихий, – сарагосский эмир Ибн ал-Араб бежал на север за помощью к Карлу. Да продолжай же!
Ицхак выдернул из-под кровати туфли – здесь спали низко, почти на земле, – и нацепил их на босые ноги. Сел по-персидски, кутаясь в покрывало.
– Ну да… – соображал он. – Карл помогал одним сарацинам воевать против других сарацинов. Сарагосу взяли, эмира восстановили. В общем, так зародился союз Аббасидов и Карла против Омейядов и Кордовы.
– И? – торопил Евтихий.
– Началось восстание германских саксов, и Карл бросился выводить армию из-за Пиренеев.
– Это я знаю, – не вытерпел Евтихий. – Роутланд прикрывал отход и погиб, попав в засаду. Что дальше?
– Чего ты хочешь узнать-то? – удивился Ицхак. – Засада была не сарацинская, напали христиане-баски. Кто-то навёл их в расчёте на сарагосские трофеи.
– Помимо обычных трофеев, – Евтихий наклонился, чтобы в темноте увидеть глаза Ицхака, – помимо золота и оружия, что ещё вывозил отряд Роутланда? Например, что-то, найденное на особицу где-нибудь в тайниках или в горах…
– Ай, вон, о чём ты, – Ицхак покачал головой. – Говорят… Ну да, говорят, только это всё слухи, – он поспешил отречься, – что в одной из пещер в горах отряд наткнулся на старинные… вещи. На некую полуистлевшую книгу и… то кольцо, – Ицхак до шёпота, сбавил голос.
– Ах, всё-таки, кольцо, – отметил грек.
Евтихий отошёл к решётчатому окну, пытаясь связать мысли в одно целое.
– Кольцо, ну да, – осторожно повторил Ицхак, – оно же по твоей части. Слушай… Маркграф Роутланд погибал от ран и трубил в рог. Веришь ли, его рог доподлинно слышали в ставке у Карла. А ещё, говорят, – он заёрзал на топчане, – будто бы рог услышали и в далёком Аахене на Рейне. Это кольцо, это оно переносило звуки! – вырвалось у Ицхака. – Оно вообще чутко к желаниям умирающих.
– Ах, к желаниям умирающих, – удовлетворился Евтихий. – Или тех, кто думает, что умирает? Какое совпадение… Какое странное кольцо! Я так понимаю, что Карл вернулся, вывел из ущелья раненых и заодно вынес найденные Роутландом… артефакты. Так их назовём? Или предпочтёшь другое именование – амулеты, талисманы?
– Терафимы, – отвернулся Ицхак.
Евтихий помолчал, время от времени кивая головой.
– Терафимы. Так зовут амулеты в иудейской магии. Ты полагаешь, эти вещи имели какое-то отношение к евреям? Ты сам-то их видел? – он вздохнул. – А? Исаак…
Ицхак зябко укутался в покрывало. Обронил будто бы без всякой связи:
– Та книга была на иврите… А у Карла не нашлось переводчика. Я через несколько лет читал её. Там огласовки как у сефардского наречия, ну, ты этого не знаешь, так говорят андалусские евреи, – заторопился Ицхак. – А я знаю, я андалусец, но…Это какой-то не такой сефард. Что-то не так – то ли в словах, то ли в их порядке. У нас так никогда ещё не говорили. Но мысли – мысли глубокие, чёткие. Будто писал философ. Эта книга… она – чьё-то послание царю Соломону.
Он выдохнул эти слова и замахал руками, запрещая себя перебивать. Но Евтихий молчал и даже не шевелился.
– Мне дали два куска, – зачастил Ицхак, – две тетрадки из книги. Несколько листиков. На одних так горько говорилось о бедах моего народа, что я плакал. Плакал, а листы от слёз рассыпались – такие они ветхие. А в другой тетрадке была тайная мудрость, философия. Нечто об огненных письменах и о свойствах огня. Якобы из огня сотворена плоть ангелов и… джиннов, то есть огненных гениев. А ещё о сосуде, в котором спрятаны и накрепко заперты огненные записи обо всех тайнах мира. Это как бы светильник, и его можно зажечь только кольцом Соломона! Это так несбыточно, – Ицхак принялся ломать руки и потирать пальцы, – и так маняще, Евтихий!…
Утренний ветер залетел в окно, Ицхак поёжился, а Евтихий, о чём-то раздумывая, присел на лежанку.
– В Кордове, конечно же, узнали о находке Карлом таких… артефактов? – Евтихий не столько спросил, сколько принял как данность.
– Узнали, – Ицхак поднял глаза. – Конечно, узнали – такое не утаишь. Только кордовский халиф Абд ар-Рахман мало что понимал в амулетах. Архивы аббасидских эмиров сожгли при отступлении.
– Постой же. Так этот наш аль-Фадл… – Евтихий не договорил.
– Ходили слухи, – зашептал Ицхак, – что аль-Фадл намекнул шиитам на пахлевийское предание, будто мифический сборник заклинаний откроет дорогу к Сосуду чудотворного огня. А в Магрибе тотчас сообразили, что за ценности уже столько лет бесполезно лежат в Старом Риме. Неподалёку – чуть руку протяни!
– Они были похищены? – уточнил Евтихий.
– Я думал, что ты… – Ицхак вытаращил и без того круглые глаза, – что ты как раз и ищешь их по приказу Великого Карла при содействии Мусы Бармака. Ты – что? Ты – хочешь сказать?… – Ицхак задохнулся от пришедшего понимания.
– Молчи! – оборвал Евтихий. – Нет. Повтори. Ты только что сказал, что пропавшую книгу Бармакиды считают ключом к их светильнику? Но про кольцо или про перстень в их предании – ни полслова?
– Ты здесь не для поиска Соломоновой книги? – смог выдавить Ицхак. – Ты что – ищешь для Бармакидов пропавший светильник? Ты хоть ведаешь, к чему приведёт твой розыск… Чудотворный огонь был в руках персов – и пропал? Книга, кольцо и светильник – в одних руках? Шма Исраэль[8]… – он начал
