Невидимые доселе двери по сторонам от кровати отворились совершенно бесшумно, ничуть не помешав наслаждению Реми.
Поступь вошедших также была бесшумной благодаря толстым коврам, и Реми увидел их только когда они уже подошли к подножию ложа.
Никогда прежде Реми не видел настолько прекрасных юношей и был уверен, что не никогда в будущем увидит хотя бы отдалённо похожих на них.
Четверо юношей чуть старше него затмевали своей красотой всех людей мессира, краше которых Реми никого не знал. Они встали полукругом перед его ложем, облачённые в такие же халаты, как и он сам. Их белоснежные улыбки сверкали в мягком полумраке наваждения, а тёмные очи искрились радостно и приветливо, чёрные и золотые кудри вились вокруг точёных лиц с правильными тонкими чертами.
Они медленно поднялись на первую ступень, ведущую к ложу, и Реми, глубоко дыша, поднялся и сел на пурпурных покрывалах, поджав под себя ноги и неотрывно глядя на гостей. Те преодолели оставшиеся две ступени и остановились прямо перед ложем, все четверо в ряд. Отвороты халатов сходились в точке между грудью и животом, оставляя открытыми горло и клин груди, от которой исходил тонкий запах редчайших благовоний, и даже в душном покое на их телах не выступило ни капли пота.
Реми судорожно сглотнул и машинально попытался облизать сухие губы; это, впрочем, вышло у него плохо, потому что рот и горло точно так же пересохли, но он не обращал на это внимания. Под музыку, по-прежнему льющуюся неведомо откуда, юноши, не говоря ни слова, будто выскользнули из халатов, и блестящие шелка мягко-мягко опали на покрывающий ступени ковёр. Четверо ангелов-инкубов как один расселись на ложе, окружив Реми и касаясь его ладонями. Ладони были тёплыми, а касание мягким и нежным, но Реми всё равно задрожал от их прикосновений.
В оконный проём ворвался ветер, его порыв был сильнее, чем можно было ожидать, и он принёс с собой влажный пряный запах дождя и леса.
― Нет, нет, ― забормотал Реми, отталкивая обнажённых инкубов. ― Не хочу!..
Юноша, которого коснулся Реми, ничуть не обижаясь и продолжая улыбаться, поднялся с ложа и, спустившись по ступеням, словно растворился в полумраке покоя. Оставшиеся трое попытались освободить Реми от халата, но он снова оттолкнул кого-то из них и повторил: «Не хочу!».
Второй ангел исчез точно так же, как первый, с неизменной улыбкой растворившись в жарком полумраке. Оставшиеся два запустили было руки под халат Реми, но он продолжал отталкивать их и исступлённо бормотал «Нет, нет, не хочу!». Его оставил третий юноша, а четвёртый попытался поцеловать его в губы.
Этого Реми не выдержал. Влетевший в окно очередной ветерок не только принёс пряные запахи леса и дождя, но и освежил сознание Фруа. Он вскочил на ложе и резко оттолкнул четвёртого юношу, отчего тот упал с кровати на возвышение под ней. Вскочив, он, не теряя улыбки, церемонно поклонился, болтая восставшим клинком, а затем спустился с возвышения, чтобы раствориться в полумраке вслед за товарищами. От них остались только халаты, почти не различимые на такого же цвета ковре.
Музыка зазвучала громче и стала более напряжённой. От ветра, дувшего теперь в окна, закрылись цветы и погасла примерно половина свечей, отчего кружившие голову ароматы сильно ослабли. В роскошной зале стало темнее, свежее и запахло дождём и лесом. Реми с наслаждением вдыхал эти запахи, вместе с которыми в него проникла мысль, сумевшая смутить бестревожную эйфорию эликсира.
Он пребывает в этом чудесном месте, где ему так хорошо, а как же Этьен? Он чуть было не принял чужую страсть и не подарил свою чужим. Он радуется жизни и не помнит тоски и горя о том, кто убедил его выбрать жизнь!..
Реми захотелось разнести эту залу, разбить вдребезги всю роскошь, её наполнявшую, чтобы, оставшись среди голых каменных стен, помнить о брате. Он схватил ближайший канделябр и запустил им в стену ― канделябр растаял по дороге вместе с горевшей свечой, добавив покою ещё немного темноты.
Тогда Реми от бессилия сел на ложе и, обхватив колени руками, тихо заплакал, уронив голову. От эйфории не осталось и следа ― зачем ему всё это, если он не может разделить ничего с Этьеном, не может увидеть счастья в его глазах и улыбке…
Ветерок снова прошелестел над ним, и кто-то мягко коснулся его плеча. От этого прикосновения тепло разлилось по всему телу и согрело душу, высушив слёзы. С замиранием сердца Реми поднял лицо и мгновенно просиял.
Этьен стоял перед ним в сиреневом шёлковом халате, живой и невредимый. Стоял и улыбался так, как не сумеет никто в целом свете.
Реми видел его в лунном и звёздном свете, потому что от ветра погасли все свечи, и в покое воцарилась мгла. Мгновение он смотрел на Этьена, а потом стиснул его в объятиях и зашептал, целуя брата в лоб, в щёки, в губы:
― Я прогнал их, я их прогнал, мне никто не нужен, кроме тебя...
― Я знаю, ― прошелестел голос Этьена, ― потому и я пришёл к тебе. Я нужен тебе, и я буду с тобой. Столько, сколько смогу.
Халаты растаяли прямо на их телах. Клинки восстали и искали ножны. Музыка стала походить на шум дождя, а ветерок наполнил покой дыханием леса. Реми чувствовал, как у Этьена на лбу, под мышками и в паху выступил пот, и его запах был приятнее любых ароматов. Тучи скрыли луну, погрузив роскошный покой во мглу. Широкое ложе приняло их тела, и шелка заскользили под ними…
… Реми не знал, как долго оно провели в объятиях поверх шёлковых покрывал, но пряный запах поднимался от ложа и щекотал ноздри, заново распаляя едва утихшую страсть, волны который заливали сознание и душу ослепляющей эйфорией.
Он гладил брата, скользя рукой по плечу, руке, груди, талии, бедру, ноге, видел в темноте белоснежную улыбку и сверкающие очи. Он готов был провести с братом всё своё время, всю вечность, но чувствовал, что час настал.
― Будь счастлив, братик, ― проговорил Этьен, поднимаясь с ложа. Рука Реми соскользнула с его тела и упала на шёлк. ― Будь счастлив с кем угодно ― так же, как ты был счастлив со мной.
― Ты знаешь, что я не смогу, ― замотал голов Реми. ― Не уходи? Останься?
― Ты знаешь, что я не смогу, ― пожал плечами Этьен, спускаясь с ложа.
Реми бессильно смотрел, как его брат сходит по ступеням, и не пытался его удержать. Сердце
