Когда я, наконец, пришла в себя, то увидела, что лежу на полу комнаты возле перевёрнутой набок кровати. Все предметы мебели были на своих местах, в окно светило ясное весеннее утро, а рядом валялись скомканное одеяло и смятая простыня.
Я приподнялась на руке и почувствовала боль в пальцах. Они были сбиты до крови и тяжело ныли. В большом зеркале шкафа прямо передо мной сидело моё отражение. За проведённые в плену Рене месяцы я уже успела свыкнуться и даже отчасти примириться с ним, но увиденное меня устрашило.
Старуха в зеркале была поистине ужасна. Её редкие космы были всклокочены, беззубый рот перекошен, а во взгляде запавших глаз читалось безумие.
Я отвела взгляд в сторону, чувствуя, как горечь и отчаяние заполняют душу.
В комнату зашла Мишель с подносом.
- Ваш завтрак, мадам.
Внезапно во мне всё закипело, забурлило, заметалось… На бедную женщину-робота обрушилась моя испепеляющая ненависть и боль.
- Вон отсюда! – заревела я. – Вон!!!
Выплеснув эмоции, я бессильно рухнула на пол и зарыдала.
Вопреки ожиданиям, Мишель не уронила поднос и не выбежала вон, как было приказано. Тем же металлическим голосом она возвестила:
- Это сырая и ветреная погода так на вас влияет, мадам!
Послышался стук подноса о стол.
Я подняла голову.
- Причесать вас? – деловито осведомилась служанка.
- Простите… - пробормотала я, приглаживая растрёпанные волосы. – А где месье?..
- Господин с утра отбыл в Англию вместе с оркестром, - сообщила Мишель, не отреагировав на извинение. Она подошла ко мне вплотную, сощурилась и ухватила прядь волос.
- Может быть, позвать Аделаиду, чтобы она сделала вам прическу?
Я посмотрела на неё бессмысленным взглядом.
Отбыл в Англию?.. Сырая и ветреная погода?..
- Какой сегодня день, Мишель?
- Суббота, мадам.
Горячий удар в солнечное сплетение, сгустки мыслей, перебивающих друг друга…
- Я позову Аделаиду Куприс.
- А кто такая Аделаида Куприс?.. – спросила я отстранённо, витая в мыслях возле вязкого пруда.
- Та парикмахер для торжеств, которая делала вам свадебную прическу. Неужто забыли?
Мне показалось, что Мишель оживилась, говоря об Аделаиде. Это было невероятно. Я покосилась на её причёску – прилизанное «каре» под чепчиком.
Никакой Аделаиды я не помнила, как почти не помнила и саму свадьбу – она прошла словно в бреду и не оставила следа ни в моей душе, ни в памяти.
- Нет… - вежливо отказалась я. – Не надо Аделаиду.
Не найдя отклика на своё разумное предложение, Мишель поджала губы и задрала голову.
С достоинством взяв со стола пустой поднос, служанка ушла, не сказав больше ни слова.
Едва за ней закрылась дверь, я накинула халат и, перешагнув через одеяло и простыню, вышла на балкон.
Сырая и ветреная погода… Ночь с субботы на воскресенье…
Если и есть у меня этот шанс, подсказанный Календи, то только сегодня. Как знать, может, такая погода и ночь с субботы на воскресенье совпадут теперь очень не скоро...
Я подошла к зеркалу и, стараясь не смотреть на старуху, принялась причёсывать тусклые редкие волосы. И опять эта не дающая покоя мысль шевельнулась где-то внутри.
Кому я нужна там, в своём родном городе, в этом образе?.. Мама выгонит меня из дому, Вадим посмеётся…
Но тётя Клаша… Она меня не предаст. Она поселит меня в своём маленьком домике на Упряжной улице, и я буду жить дальше. Как угодно и в каком угодно облике, только не здесь, не в этих постылых стенах, со страшными тенями и лебедями с человеческими глазами, с роботами-слугами, а самое главное – я больше никогда не буду, дрожа от омерзения, принадлежать ненавистному, отвратительному старому колдуну! Я не буду, подчиняясь его злой воле, падать в пропасть, прощаясь с жизнью… Я буду гулять по ночным улицам, ловя в ладони дождь, встречать весну на обрыве у реки, я буду читать по вечерам книги, сажать в саду ёлочки, и я буду свободна! Абсолютно свободна!
Полная решимости, я отбросила приготовленное к завтраку платье до пят и, открыв шкаф, надела какую-то лёгкую юбку и трикотажную майку. Вместо надоевших туфель на каблуках обула домашние тапочки-балетки.
Потом нажала на кнопочку в стене и оказалась внизу.
Во время завтрака и обеда, во время одинокой прогулки вокруг замка и такого же одинокого блуждания внутри кружевной тюрьмы одна только мысль сверлила, буравила мою голову.
Сырая и ветреная погода. Суббота…
Когда волнение и эйфория немного улеглись, пришло одно воспоминание. О том, как в прошлый раз я видела в странной аллее Аурунтама. Может быть, в этот раз он тоже будет там, куда я собираюсь, и мне повезёт больше?.. И я сумею вновь открыть таинственный чемоданчик и уколоть себя на этот раз во все три нужные точки?
Господин отбыл с оркестром… Тогда, скорее всего, Аурунтам тоже отбыл. А вдруг нет?..
Тогда он будет там, куда я собираюсь сегодня ночью.
Вот только…
Мысль оборвалась, и я перевела тревожный взгляд на безымянный палец правой руки, где по-прежнему прочно сидело золотое обручальное кольцо.
Глава двадцать шестая
В замке тихо и темно. Никто не шпионит за мной. Где-то внизу в своих кельях попрятались слуги, а я, поужинав и сказавшись слегка нездоровой, сижу в комнате наверху. За время моей прогулки кто-то невидимый привёл её в порядок, и уже ничего не напоминает о моём ночном полёте. Ничего, кроме ноющей боли в ладонях…
Я подошла к зеркалу. Отражение смотрелось так же отталкивающе. От вида его замирало и проваливалось куда-то сердце, а на его месте образовывалась чёрная дыра. У тонких бескровных губ ещё глубже проступили морщины. Глаза ввалились, веки болезненно покраснели. Выражение лица было удручающе скорбным, даже обречённым. Нелепо смотрелась на голове причёска, сотворённая мною из спутанных седых волос.
Даже кудесница Аделаида Куприс вряд ли смогла бы поправить положение.
Я отошла от зеркала и вновь прислушалась к тишине. Тихонько отворила дверь… На лестнице было темно, лишь на перилах тускло мерцали редкие лампочки в форме свечек, зажжённые Мишелью.
Осторожно, на цыпочках, я начала спускаться. Кольцо стало тяжёлым, оно обвивало палец, как пудовая гиря. Как же избавиться от него?.. Сейчас Рене в Лондоне, и ему не до меня, но это лишь вопрос времени. Кольцо просигналит ему о моей безумной затее в то же мгновение, как он сойдёт со сцены.
Стоило мне снова вспомнить, что каждое моё действие лежит перед ним как на ладони, как шаг мой замедлился.
Не сошла ли я с ума?!
Жуткий призрак санатория «Сосновый рай», о котором упоминали и Ксавье, и Календи, явственно замаячил передо мной. Оттуда не возвращаются… Или возвращаются, но лишь в образе бессловесной птицы с глазами, полными невыразимой тоски… В следующий
