Согласимся ли с этим рассуждением Говэна? Вспомним тот конфликт, который происходил в душе Говэна перед принятием решения – освободить Лантенака.
«Если учесть, что в этом человеке было столько дурного – необузданная жестокость, заблуждения, нравственная слепота, злое упрямство, надменность, эгоизм – то с ним произошло чудо. Победа человечности над человеком». «Человечность победила бесчеловечность».
«А что собирались сделать? „Принять его жертву“ – маркиз де Лантенак должен был пожертвовать или своей, или чужой жизнью; не колеблясь в страшном выборе, он выбирал смерть для себя. И с этим выбором согласились. Согласились его убить. Такова награда за героизм! Ответить на акт великодушия актом варварства! Так извратить революцию! Так умалить республику! В то время, как этот старик, проникнутый предрассудками, поборник рабства, вдруг преображается, возвращаясь в лоно человечности, – они, носители избавления и свободы, неужели они не поднимутся над сегодняшним днем гражданской войны, закосневшие в кровавой рутине, в братоубийстве? И голос совести не подскажет ему, что в подобных обстоятельствах бездействие есть соучастие! И он не вспомнит о том, что в столь важном акте участвуют двое: тот, кто действует и тот, кто не препятствует действию, и что тот, кто не препятствует – худший из двух, ибо он трус!»
«…Полно, уж не переоценивает ли сам Говэн так завороживший его поступок старика?»
«Трое детей были обречены на гибель: Лантенак их спас. Но кто же обрек их на гибель? Разве не тот же Лантенак?… Чем же так прекрасен его поступок? Просто не довершил начатого. И ничего более… Вот и вся его заслуга – не остался чудовищем до конца…
…Как, под угрозой разверстой пасти гражданской войны проявить человечность? Как в споре низких истин провозгласить правду! Доказать, что выше монархий, выше революций, выше всех людских дел – великая доброта человеческой души, долг сильного покровительствовать слабому, долг спасшегося помочь спастись погибающему, долг каждого старца по-отечески печься о младенцах? Доказать все эти блистательные истины и доказать их ценой собственной головы! Не может быть чудовищем человек, озаривший небесным отблеском добра пучину гражданских войн».
Говэн пошел к Лантенаку и хотя тот (ожидая, что его гильотинируют) в длинной речи продолжал защищать свои феодальные взгляды, он надел на него свой командирский плащ и вытолкнул на свободу оцепеневшего от неожиданности маркиза.
Прежде, чем окончательно высказаться, коснемся вопроса, в какой мере изложенные события отвечают исторической правде. Событие, как оно изложено у Гюго, несомненно выдумано, поэтому, естественно, нет надобности искать такого священника-комиссара, который покончил самоубийством после казни друга и ученика, приговоренного им же за измену. А личность Симурдена довольно типична, и нечего искать конкретную фигуру, с которой он был списан. Что же касается Лантенака, то, по мнению комментатора, под этим именем выведен один из руководителей вандейского мятежа граф де Пюизэ, мемуары которого использованы в романе. Посмотрим, в какой мере Лантенак сходен с Пюизэ. Краткие сведения о Пюизэ (Жозеф) сообщены на стр. 437–438, но там явная ошибка, так как годы жизни Пюизэ показаны 1754–1827, таким образом в 1793 году ему было не 80 лет, как у Гюго, а всего 39. В статье «Шуаны» (т. 78, стр. 949) указано, что Пюизэ объединил отдельные шайки шуанов в июле 1793 года.
В 1794 году Англия прислала ему много снаряжения, под его начальством из Англии в Бретань выплыло 10 июня 1795 года 5 тысяч французов. Укрывшиеся в форте Пантьевре роялисты сдались Гошу 19 июля. Пюизэ покинул шуанов, отвернувшихся от него. Сдался его преемник. Республиканцы, вопреки обещаниям, расстреляли пленных (около 700 человек) по приказу Талльена; но Гош смотрел сквозь пальцы, если роялистам удавалось бежать на английские суда. После катастрофы в Киберне Пюизэ потерял доверие и удалился в 1797 году в Канаду, во Францию ему вернуться не удалось, в мемуарах он пытался оправдать себя. Он действовал в пользу конституционной монархии, старался к примирению партий, это вызвало неудовольствие крайних роялистов. Имя Пюизэ упоминается и у Гюго (стр. 179, 189). По Гюго, Пюизэ не только не поощрял шуанов к убийствам и грабежам, наоборот, сдерживал крестьян, которые были крайне склонны к кровавым расправам. В словаре Брокгауза и Эфрона указано, что особыми талантами как военачальник Пюизэ не обладал.
Сам ли комментатор додумался до того, что образ Пюизэ послужил моделью для Лантенака, но сходство обоих напоминает знаменитую загадку о селедке (висит в гостиной, зеленая и пищит…). Кроме чисто формальных сходств (высадка в Бретани, организация шуанов, получение помощи от Англии) подлинное сходство отсутствует: 1) Лантенак – старик, Пюизэ – 39 лет; 2) Лантенак – крайний монархист, Пюизэ – весьма умеренный и даже не смог вернуться во Францию после реставрации (умер натурализованным англичанином); 3) Лантенак стремился призвать англичан, Пюизэ высадился с французами, у Гюго же есть указание: «Мятежники идут в бой с криком: „Да здравствуют англичане!“»; 4) Пюизэ вовсе не был главой всего вандейского движения и особыми талантами не обладал.
Но если образ Лантенака не имеет сколько-нибудь подходящего реального деятеля в качестве модели, то для Говэна совершенно напрашивается прообраз в лице одного из привлекательнейших деятелей революции – Лазаря Гоша. Конечно, и тут есть расхождение: Гош не был дворянского происхождения, а вышел из низов и в подавлении вандейского движения он участвовал уже после термидора. Но в остальном поразительное сходство: 1) молодость Гоша – умер в 29 лет, по мнению некоторых, отравленный агентами Бонапарта; 2) пламенный революционный энтузиазм; 3) крупный военный талант (отчего его и побоялся Бонапарт); 4) самостоятельность в принятии решений, приводивших к победе, отчего он и попал в тюрьму и был бы казнен, если бы его не спас термидор (хотя он вовсе не был противником Робеспьера); у Гюго Говэн также вызывал неудовольствие его начальника Лешеля, который добивался теперь чуть ли не расстрела Говэна; 5) гуманность с пленными, резко выделявшая его из ряда республиканских военачальников: про Говэна Гюго пишет (слова Марата, стр. 142): «В
