Копал.
Он закрыл банку с посланиями грязной пластиковой крышкой, вылез, постоял немного рядом с Каштанкой. А потом осторожно опустил капсулу времени в яму. И ногой начал забрасывать эту сделанную им дыру в земном шаре чёрными страшными хлопьями. Снова схватил лопату и закончил работу. А затем потоптался по свежей земле. Хоть ты расстегни сейчас ширинку и помочись на дело рук своих. Если бы не Каштанка, он, наверное, так и сделал бы.
Они, не говоря ни слова, вернулись в микрорайон.
«До свиданья, Олег Иванович».
«И тебе того же».
Копал.
А потом… А потом нечего рассказывать. Он сходил в школу и вымыл руки, шею, протёр лоб. От него пахло кладбищем. В автобусе, который вёз его домой, к обеду, под вики, под виски, под мысли о Вильнюсе, он встретил пана Директора. Хотел отвернуться, затеряться, но не смог.
«Как там наша капсула?» — озабоченно спросил пан Директор.
Он стоял, а пан Директор сидел. Обратная иерархия. А может, и правильная — в данных обстоятельствах.
«Всё в порядке», — ответил он.
«В каком смысле?»
«Зарыли».
«Как зарыли?» — пан Директор аж с места вскочил, ухватился за поручень.
«Зарыли сегодня, совсем недавно, часа ещё не прошло. Пошли с ребятами в лес и закопали».
Пан Директор посмотрел на него, как на придурка.
«Как это закопали? Олег Иванович, дорогой… Ну вы же взрослый человек. Так ведь дела не делаются! Закопали… Вы должны были сначала показать мне, что вы там закапываете? Понимаете? Это же каждому ясно! Ох, Олег Иванович… Дорогой вы мой… Что ж вы наделали… «
«Но…»
«Никаких но! — строго оборвал его господин Директор. — Капсула времени — это же вам не игра какая-нибудь. В бирюльки. Это важное, ответственное дело. Идеологическое прежде всего. Вы должны были утвердить тексты ребят, проверить их на политическую и моральную грамотность. Заверить у меня. Вы их сами хоть прочитали?»
«Это же их дело… Их творчество».
«Какое творчество? Вы хоть представляете себе, что они там понаписывали? А они — понаписывали! Но вы и ещё кое о чём забыли. Забыли, что через много лет эту вашу капсулу откопают. И тогда это будет позор. Позор для вас, позор для меня, позор для родителей. Но в первую очередь — позор для школы! Представьте себе, что о нас подумают люди будущего! Какими они нас увидят. Теми, кто не смог вырастить нормальное, здоровое поколение. Теми, кто позволил потомкам вырасти моральными уродами! Олег Иванович… Господи, что же вы наделали… Где была ваша светлая голова, а?»
Они в полном молчании — сокрушённом, тяжёлом, как пейзаж за окном, — проехали несколько остановок.
«Знаете что, Олег Иванович, — повернулся к нему вдруг пан Директор. — Я думаю, не поздно ещё всё исправить. Возвращайтесь на место, где вы закопали вашу капсулу, достаньте её и повторите всё. С чистого листа. И обязательно покажите мне. Ваше счастье, Олег Иванович, что вы молоды, и совершаете такие ошибки, которые можно исправить… Ваше счастье… Вы меня поняли? Что вы улыбаетесь? Считайте, что это приказ старшего по званию».
Он приехал домой, пообедал, выпил полбутылки виски. А потом с какой-то неожиданной радостью расхохотался. Вечером он вошёл в школу, попросил у вахтёра ключи и фонарик и решительным шагом двинулся в лес. Засыпанную им яму он нашёл не сразу, пришлось побродить по кустам, откуда ветер безжалостно выметал вонь и пластиковые бутылки. Кажется, здесь. Он надел осмотрительно захваченные из дома, каким-то чудом оказавшиеся в помятой коробке со всяким хламом перчатки и начал копать.
Вот он уже снова по щиколотку в земле.
Вот он уже по колено.
По грудь.
А банки всё нет.
А он всё копает.
Наверное, здесь его и следует наконец оставить. С лопатой в руках, с мечтами о вики, виски, Вильнюсе и Винифред, в темноте лесочка, который жители микрорайона так и называют: лесок, потому что на большее у них не хватает ни сил, ни любви, ни, пошла она к чёрту, обычной фантазии.
SUTIKA KAU KUSUZU TRUDUTIMAOdoloju tau ne bim veduzu a u Minsk istuzu kopjuta sutikama kau kusuzu trudutima.
Ne, trudutakusuta parou nauujma o ne sabaubavuta da ne sabaujokuta. Naudanau ne okuzoje da grimoje, o trudutakusalno. O nau aluzuta, kusuzu trudutikama, ne ujming o. Najda tau bim veduzu o nau istutima, o fuzu tau tuputima usoboje sutima, aluzu tau ida ne. Usoboje sutika ujmaamglutima kopja, kvaj, nauujma imatuzu nau akkoufuzutika, nau stutika, nau amglutima. Nau balbuta, u tuputa tuputima.
Kvaj trudutakusalnutika balbuzu nau u nau u social networks. Istuzu jaf afkluzoje kopjuta, deu naudanau balbuzu vedutima a onoje trudutikama, o ujma tikoje rekutikama, kau sau imatuzu. Ne, nau da nau ne linguzu trudutika u uvjutima da ne grizu sutatrudutikama nevedoje gerojutikama. Nau da nau ne kusuzu onoje korputikama. Nau da nau kusuzu onkuru o usoboje trudutika, sau nau aluzu imatuzu parou istuzu pajutoju.
U vedejle istuzu parou trudutakusutima usoboje balbuta: lithofagia. Da onoje balbuta, jaf ne kvaj tajnoje: gastrolitizm. Vedalno ine nekvajutima balbuzu, sau sutika kusuzu trudutima, stogou nau da nau takuzu rekutika, sau ne imatuzu parou istuzu. Odoloju kvaj. Kalaubif vedalno veduzu ujma, au bif hutahuzu. Ujmaamglutima kalau vedaln balbuzu „Au veduzu“, u nau flakutima grimuzu trudutko.
Akkou u volfsutima uve balbutikama brudergrimmoje. Veduzu jaf?
„…pomirnoje meesuta bim balbuzu: aidu, taku ujma trudutikama, au da tau liguzu o u volfsutoje flakutima, kalau nau pletuzu.
Sidonk meesutko bim takuzu kvaj ujma trudutikama, akkouujma odoloje. Da pomirnoje meesuta fuzukopjuzu nau sprugutima, volfsuta ne bim o okuzu da ne ne fuzu nesau.
Kalau volfsuta jaf ne bim pletuzu, nau bim statuzu da intruzu inegluzutima. Nau bim aiduzu nabarku, najda bim tuzu, rvaj grimuzu trudutika u nau flakutima. Da nau bim balbuzu:
Asmakoju bim kusuzu,
Op — flakuta mau grimuzu!”
Mau bim ujmaamglutima tikoju, parous meesuta o bim fuzu. Ne bim aiduzu ottou, da bim ksuzu hitrutima us volfsutima da nauujma meesutko. Nau bim odoluzu aiduzu ine neistoje volfsutima da ujma. Amiloje volfsuta — neustoje volfsuta. Najda meesuta bim aluzu pajuzu amstutima! Arduta-meesuta fuzu jokejle, nau bim takuzu volfsutima da meesutko u nau performance. Da volfsuta balbuzu, da ne onkuru — nau tajnobalbuzu! Parou meesutima trudutika u volfsutoje flakutima o sutatruduta Odolutima prou Neistutima.
Trudoje vedatrutuduta Odolutima.
Akkou o statuzu u ujma stutima.
Vedatruduta Odolutima inaj odoloje Proujaln.
Nau brekutika.
Nau brekutika grimuzu.
Nau lasutika bavoje.
“Bu neistoje, lasuta-dreustrilutika!”, akkkou natuzu tajnobalbalinga Valzhyna Mort, najda ne a nau.
Nau balbuta Teresa Widener. Nau brekutika kvaj oviloje, neonk brekutagajln ne bif balbuzu, sau nau kusuzu trudutima. „Kvaj ganj skamuta!“, balbuzu sutika, kau bim kartuzu a Teresa u internet. Kroskutika Teresoje, nau meesutko, nesau ne beduzu a nekvaj amulutima ardutima. Ardutika imatuzu algutima sigrutima.
Teresa kronki skonk. Sutika ganj skamuzu: akkkou nau odoluzu kusuzu o neumoje trudutima!
