Отец рассказывал так увлечённо да так серьёзно, что не поверить было невозможно. Почти невозможно. Может, если бы Любка какая рядом шла или Космач-младший, они бы и правда поверили. Но Молчун был не такой. Недаром его Молчуном называли. Не отзывалось в нём что-то такое, что в человеческом организме за легковерность отвечает. К тому же были в рассказе отца хай себе и мелкие, но нестыковки.
«А ты сам в том Минске бывал, что ли?» — спросил Молчун.
«Ну а какая тебе разница? — рассердился вдруг отец. — Чтобы что-то знать, не обязательно везде бывать. Мне бабка рассказывала твоя, моя мама, она когда молодая была, их в тот Минск возили, на Девятое мая. И в задопарк на экскурсию водили. Что же мне, матери не верить? Чего ей брехать?»
«Ну ладно, татка, рассказывай дальше».
«Ну так вот, — понемногу успокоился отец. — А потом война началась. И тот Минск немцы сожгли. Весь, дотла. А живёлки те и дикари все разбежались. Ну, те, которые уцелели в бомбёжках. А куда зверям бежать? Естественно, в лес. Так те панды у нас и поселились. Размножились здесь трохи. Попривыкли. Адаптировались, падлы. Будто тыщу лет тут обитали. Феномент! Понял? Вот поэтому и живут у нас панды. И ещё неизвестно кто…»
Где-то поблизости хрустнула ветка. Отец замер, схватил двустволку. Но это всего-то белка была — Молчун проследил, как её рыжее тело взлетело до самых птичьих гнезд, давно уже пустых.
Многое не стыковалось в той отцовской байке.
Во-первых, какие такие послы? Послы, они в столицу приезжают того государства, с которым отношения дипломатические. В Москву. Что им в Минске том делать? На Западной границе? Туда никто послам сунуться не позволит. И дураку ясно, посол — он только так называется, а на самом деле — шпионы они все и цэрэушники.
Во-вторых. Отец говорит, что Минск тот немцы сожгли. Или разбомбили. Но им же по истории рассказывали, что его разбомбили еще сто пятьдесят лет назад. Так что, его снова построили и снова разбомбили? Вот ведь не повезло тем минским. И почему немцы? Что-то напутал отец. За Западной границей не немцы заправляют, это каждому ясно. А кто? Америка конечно.
И в-третьих… Здесь Молчун чувствовал самую слабую сторону отцовской байки. Ведь каждый, у кого на мобилке интернет, мог, если не лень, прочитать, что редакция главных новостей находится не где-то там, а как раз в том самом Минске. Правда, информация эта располагалась в том месте экрана, куда нормальный человек никогда заглядывать не будет. Маленькими буковками в разделе «Магия и красота», сбоку от рубрики «Поделись секретом вечной молодости» была кнопка зелёная, на которую никто не додумывался нажимать. А Молчун вот додумался. Кликнул — и получил:
«Редакция новостей “Северо-Запад”. Минск-Хрустальный, ул. Героев-подводников, 2. Главный редактор — Добрыня Владимирович Огарёв».
Значит, не сожгли тот Минск немцы. Или сожгли, но вырос после Освобождения на месте того сожжённого Минска с его задопарком новый город, из хрусталя и царь-цемента. Просто не знает ничего отец. Время такое, такая эпоха: дети лучше родителей в мире ориентируются. Не то что двадцать лет назад… Когда не было ещё на свете никакого Молчуна, а вот Белые Росы уже были. Только вот какие?.. Что здесь такое происходило? Никто не расскажет. Про задопарк и панду отец всегда потрындеть готов. Но вот как ни пытался Молчун отца о его службе в москалях расспросить, отец как сковородку проглотивши становится.
Они дошли до берёзовой рощи, сели на траву, отец сказал Молчуну, чтобы тот осторожно разложил сеть, а то запутается, и чтоб доставал из сумки припасы. Молчун разложил на пеньке колбасу, холодную картошку, соль, луковицу. Отец приставил к берёзе двустволку и закрыл глаза.
«Чёрт, — сказал он устало. — Услышал, видно, панда, как мы говорили. Издали услышал. Вот же китаец. И клялся же я себе, что на этот раз молчать буду, чтобы не спугнуть, а сам снова разговорился… Это всё ты, малой, виноват. И чего тебя Молчуном называют? Ты ж тот ещё болботун. Всё татка да татка… Расскажи да расскажи…»
Но Молчун видел, что отец не сердится. Нравилось отцу байки свои травить. И хорошо ему было, что они вдвоём по лесу ходят, поздней осенью, вместе, хорошо, что дышат одним воздухом — вкусным, холодным. Охота для отца — лучший отдых. Чёрт с ним, с пандой. Ничего, обойдутся. На зиму кое-что припасли, проживут как-нибудь. Да и зима сейчас такая, что настоящего мороза не бывает. А говорят, году в 2012 настоящие бураны были. Брешут, видно. Какие на хрен бураны? Хорошо, если в Белых Росах до нуля термометр дойдёт. Всю зиму плюс три-пять, а в конце февраля уже цветы распускаются. У соседей… Отец-то цветник совсем забросил. Вот взял бы Сысуниху в жёнки — и у них бы рядом с домом красота была…
«Хочешь, что-то покажу? — хитро прищурился отец. — Пойдём!»
Они быстренько собрались и пошли не туда, где через стволы деревьев пробивалось солнце, а в самую что ни на есть тёмную чащу. Молчун уже запереживал — вдруг они знака не заметили, как бы проблем не возникло… Но отец уверенно шёл вперёд. Помнит, видать, дорогу. Ну а что ему сделают, если даже и поймают. Солдаты его, Молчуна, знают. Отпустят. Только за отца боязно. Ведь всыпят же плетей за нарушение режима. Эх… Остаётся надеяться, что отец мозги не пропил. Понимает, что делает.
И вдруг они вышли к озеру.
Оно блеснуло впереди, как чей-то большой глаз. Глаз посмотрел на Молчуна и заслезился.
По воде прошла рябь. Словно озеро узнало его. Будто уже где-то видело.
Совсем недалеко от озера стояла хатка. Да и не
